Сборник забытой фантастики №7. Субспутник

— Сейчас 2:40 вечера. Автомобилисты начинают умирать. Они еще этого не знают. Когда до них дойдет, начнется паника. Мы не сможем вам ничем помочь. Нас всего несколько сотен, и мы не можем прокормить и позаботиться о сотнях миллионов калек. К счастью, в этом здании есть круглая наклонная плоскость или пандус, и все ваши автомобили оснащены тормозами. Я буду подталкивать вас по одному к спуску, если вы сможете управлять своими машинами. Очевидно, что вы не хотите оставаться здесь, и столь же очевидно, что лифты не работают. Я позову своего стенографиста, чтобы он помог мне. Возможно, вы и раньше подозревали, что он была пешеходом, которого с детства обучали играть роль женщины. Он один из наших самых эффективных шпионов. А теперь мы попрощаемся. Столетие назад вы сознательно и добровольно пытались уничтожить нас. Мы выжили. Мы не хотим вас уничтожать, но я боюсь за ваше будущее.

После этого он зашел за один из автомобилей и начал толкать его к дверному проему. Стенографист, который снова появилась как пешеход и в брюках, схватил другую машину. Вскоре остался только Хейслер. Он поднял руку в знак протеста.

— Не могли бы вы подтолкнуть меня к тому окну?

Миллер так и сделал. Автомобилист с любопытством выглянул.

— В небе нет самолетов. Их должно быть сотни.

— Без сомнения, — ответил Миллер, — они все спланировали к земле. Вы видите, что у них нет власти.

— Значит, ничего не работает?

— Почти. Все еще есть мускульная сила. Все еще существует сила, создаваемая изгибом дерева, как в луке и стрелах, а также сила, создаваемая металлической катушкой, подобной главной пружине в часах. Посмотрите — ваши часы все еще идут. Еще домашние животные по-прежнему могут работать — они всего лишь разновидность мышечной силы. В нашей долине есть мельницы и лесопилки, работающие на воде. Нет причин, что бы они остановились, вся остальная сила уничтожена. Вы это понимаете? Нет ни электричества, ни пара, ни каких-либо взрывов. Все эти машины мертвы.

Хейслер вытащил носовой платок, медленно, как автомат, и вытер пот с лица, и сказал:

— Я слышу ропот из города. Он поднимается к этому окну, как далекий прибой, ритмично бьющийся о песчаный берег. Я не слышу никакого другого шума, только это бормотание. На мой взгляд, это напоминает звук пчелиного роя, покидающего свой старый улей и летящего по воздуху со своей королевой в центре, пытаясь найти новый дом. Это похоже на монотонный шум далекого водопада. Что это значит? Я думаю, что догадываюсь, но не могу выразить это словами.

— Это означает, — сказал Миллер, — что под нами и вокруг нас двадцать миллионов человек начинают умирать в офисных зданиях, магазинах и домах, в метро, лифтах и поездах, на кораблях и паромах, на улице и в ресторане двадцать миллионов человек внезапно понимают, что не могут двигаться. Никто не может им помочь. Некоторые оставили свои машины и пытаются подтянуться на руках, их иссохшие ноги беспомощно волочатся за ними. Они взывают друг к другу о помощи, но даже сейчас они не могут понять всех масштабов бедствия. К завтрашнему дню каждый человек станет примитивным животным. Через несколько дней не будет ни еды, ни воды. Я надеюсь, что они умрут быстро — прежде, чем они съедят друг друга. Нация умрет, и никто не узнает об этом, потому что не будет ни газет, ни телефонов, ни беспроводной связи. Я буду общаться со своим народом с помощью почтовых голубей. Пройдут месяцы, прежде чем я смогу присоединиться к ним. Тем временем я могу жить. Я могу переходить с места на место. Звук, который вы слышите из города, — это крик отчаявшихся душ.

Хейслер судорожно схватил Миллера за руку.

— Но если вы остановили все это, вы сможете запустить все заново?

— Нет, мы остановили это электричеством. Теперь электричества больше нет. Я полагаю, что и наши собственные машины были так же выведены из строя.

— Значит, мы умрем?

— Думаю, что да. Возможно, ваши ученые смогут изобрести средство против этого, как сделали мы сто лет назад. Мы выжили. Ваша нация пыталась всеми известными научными методами уничтожить нас, но мы выжили. Возможно, и вы сможете. Что я могу сказать? Мы хотели провести справедливости. Все, о чем мы просили, — это равенство. Вы видели, как эти другие люди голосовали и как они думали. Если бы у них была возможность, они бы мгновенно уничтожили мою маленькую колонию. То, что мы сделали — сделано в целях самозащиты.

Хейслер попытался зажечь свою сигару. Электрическая зажигалка не работала, поэтому он держал ее потухшей в уголке рта и жевал.

— Вы говорите, что вас зовут Абрахам Миллер? Я считаю, что мы в некотором роде двоюродные братья. У меня есть книга, в которой рассказывается об этом.

— Я все об этом знаю. Ваш прадед и моя прабабушка были братом и сестрой.

— Так и сказал профессор, за исключением того, что в то время мы ничего не знали о вас. Однако я хочу поговорить о своей дочери.