Предполагается, что коровы довольно упрямые создания, каковыми они и являются, но когда дело доходит до откровенного упрямства, я думаю, что корова в значительной степени глупа. Вдобавок ко всему, коровы – существа нервные, готовые в любой момент броситься в паническое бегство, и когда им в голову приходит какая-то идея, вы ни за что не сможете выбить ее из коровьей головы.
Так вот, эта корова была голштинской породы и очень ценной, поэтому, когда Уилсон увидел, что она направляется к озеру, он, естественно, встал на ее пути, учитывая, какого рода арендатора приютило озеро.
Я был слишком далеко, чтобы помочь, а зверь был слишком силен для него одного. Увернувшись от его машущей дубинки, она направилась прямо к воде, ее хвост словно хлопал в насмешку. Она все еще скакала галопом, когда добралась до воды, так что полностью ушла под воду. Я видел, как корова вынырнула в нескольких ярдах от берега и как она направилась к дальнему берегу. Я не знаю, почему корова всегда при подобных обстоятельствах выбирает самую дальнюю точку, если только это не потому, что, как я уже сказал, они просто идиотки.
Тревожась за свою корову, Уилсон забыл кое-что, о чем ему следовало теперь всегда помнить – если озеро было опасным местом для голштинцев, то для него оно было еще более опаснее. Но он, возможно, вообще никогда не думал о ящере. Во всяком случае, он побежал к маленькому причалу, который выдавался в воду, и, забравшись в лодку, которая была привязана там, начал отчаянно грести вслед за старушкой босси5
.Я был слишком далеко, чтобы напомнить ему об опасности, хотя тогда она на самом деле не казалась большой, озеро, похожее на огромный голубой драгоценный камень, купающийся в золотых лучах послеполуденного солнца, не представляло собой ничего, кроме великолепия улыбающейся природы, делавшейся, правда, несколько зловещей от осознания того, что глубоко в его сапфире был, и может быть прямо сейчас, невыразимый и чудовищный ужас. Наверное, я стал немного фаталистом, потому что мне стало казаться, что все в значительной степени предрешено для нас с самого начала. По мнению духовенства, мы должны быть свободными нравственными существами, но мне интересно, так ли это на самом деле. Конечно, Уилсону не хотелось выходить на озеро. И он не пошел бы, если бы хоть на миг остановился подумать. Но вряд ли его можно винить за то, что он не сделал этого. Он никогда этого не делал.
К тому времени, когда я добрался до места, где корова вошла в воду, животное было примерно в ста ярдах от берега и направлялось обратно, потому что Уилсон догнал ее и заставил повернуть назад. Судя по всему, нервничать было не из-за чего, но я волновался и убеждал его поторопиться. Он махнул рукой и кивнул, и это было последнее, что он когда-либо сделал. Едва его рука снова взялась за весло, как из синих глубин бесшумно появились, прямо за спиной Уилсона, ужасная голова и шея существа, тень которого мы смутно видели той ночью, когда сидели, скорчившись, на шаткой платформе, сделанной на ветвях сосны.
Голова ящера поднялась на высоту семи или восьми футов, в то время как я, глядя на этот совершенный ужас, стоял парализованный и онемевший. Я видел его похожую на пещеру пасть, целых три фута от морды до угла челюсти, видел, как она открылась и обнажила свои блестящие, острые, как иглы, зубы над головой несчастного человека, и я был совершенно беспомощен. Если бы на карту была поставлена даже моя собственная жизнь, я не смог бы издать предупреждающий крик.
Я думаю, Уилсон, должно быть, каким-то образом что-то почувствовал, потому что я заметил (я вижу этот взгляд даже сейчас) выражение страха, появившееся на его суровых чертах. Но было слишком поздно, потому что как раз в тот момент, когда он поворачивал голову, чтобы посмотреть, что находится позади него, наступил конец. Последовало легкое движение ужасных челюстей, видимо инстинктивно заложенное в существо, затем, как вспышка, опустилась отвратительная голова, челюсти с щелчком сомкнулись, и Уилсон, чьи ноги торчали из морды чудовища, был поднят со своего места со скоростью и легкостью, с которой курица подбирает кукурузное зернышко.
Невыразимый ужас овладел моим разумом, и мне кажется, я на мгновение потерял сознание. Возможно, на какое-то время я сошел с ума, потому что я не помню, как шел к дому, и, пока меня не разбудил ужасающий раскат грома, у меня не было осознания того, что что-то вокруг происходит.
Когда я пришел в себя, я сидел, ссутулившись, на одном из кухонных стульев. Я чувствовал себя ошеломленным, как человек, который долго был пьян. Тени странных воспоминаний промелькнули в моем сознании, не показывая ничего определенного. Затем еще один ужасный грохот смел паутину с моего мозга, и я почувствовал, как память стремительно возвращается.