Сборники рассказов

   — Вы, должно быть, в курсе, что у меня в доме шестеро дочерей, — начала она. — И я всегда старалась — не буду, конечно, говорить «сбыть их с рук» — разбавить этот девичник одним-двумя мужьями…

   — Я вовсе не в курсе, сколько у вас дочерей, — заметил Кловис. — Я никогда их не считал, но здесь вы, вероятно, правы, — в таких вопросах матери редко ошибаются.

   — И вот теперь, — продолжала миссис Малит своим трагическим шепотом, — теперь, когда на горизонте замаячил богатый муж, приходит Тоби и продаёт ему эту несчастную тварь. Да она может запросто убить его, если он только попытается сесть на неё, — убьёт, во всяком случае, всякое расположение, которое он испытывает к членам нашейсемьи. Что теперь делать? Мы просто не можем попросить его вернуть лошадь; как только у нас появился шанс продать её, мы стали превозносить её до небес и утверждать, что это именно то животное, которое ему нужно.

   — А нельзя тайком увести Брока из конюшни и отправить пастись куда-нибудь на ферму за много миль отсюда? — предложил Кловис. — Напишите на воротах конюшни «Правоголоса для женщин» и всё сойдёт, как дело рук суфражисток. Никому из тех, кто знает вашу лошадь и в голову не придёт, что вы можете захотеть вернуть её.

   — Все газеты графства будут кричать об этом, — сказала миссис Малит. — Только представьте себе заголовок: «Ценный гонтер похищен суфражистками». Полиция станет прочесывать окрестности до тех пор, пока не найдёт его.

   — Что ж, тогда Джесси может попробовать вернуть лошадь на том основании, что это её давняя любимица. Она может сказать, что на продажу пошли лишь потому, что в старом договоре аренды в пункте «ремонт» было оговорено, что конюшня должна быть снесена, но в новом договоре снос удалось отложить на пару лет.

   — Как-то странно требовать назад только что проданную лошадь, — заметила миссис Малит. — Но что-то надо делать, и делать быстро. Он не умеет обращаться с лошадьми,а я, кажется, сказала ему, что Брог спокоен как ягненок. Но ведь ягнята тоже брыкаются и вертятся словно сумасшедшие, не так ли?

   — Что касается спокойствия, темперамент ягнят сильно недооценен, — согласился Кловис…

НЕ-ЗВЕРЬ

   Октавиан Раттл принадлежал к числу тех весёлых неунывающих индивидуумов, на которых привычное добродушие успело наложить неизгладимый отпечаток; душевное спокойствие таковых в значительной степени зависит от безусловного расположения ближних. И затравить насмерть маленькую полосатую кошечку явилось для него поступком, которому он с трудом мог найти оправдание; неудивительно, что он почувствовал некоторое облегчение лишь тогда, когда садовник похоронил её в наспех вырытой могилке под росшим на лужайке одиноким дубом, тем самым, куда загнанная жертва вскарабкалась в отчаянной попытке спастись.

   Сколь бы неприятным и даже безжалостным ни было содеянное им, обстоятельства требовали того. Октавиан держал цыплят, но с каждым днем их число уменьшалось, тогда как количество кровавых следов в курятнике всё возрастало, и это не оставляло никаких сомнений относительно причин их исчезновения. Было также установлено, что полосатая кошечка из большого серого дома, выходившего задней частью на лужайку, неоднократно тайком посещала курятник, и после переговоров с хозяевами серого дома её судьба была решена. «Дети расстроятся, но им совершенно не обязательно говорить», — таков был окончательный приговор.

   Вышеупомянутые дети оставались для Октавиана загадкой; несколько месяцев, размышлял он, — достаточный срок, чтобы узнать их имена, возраст, дни рождения и познакомиться с их любимыми игрушками. Однако они оставались столь же уклончивыми в ответах, как длинный глухой забор, отделявший их владения от лужайки; из-за этого самого забора детские головы иногда появлялись в самые неподходящие моменты. Их родители находились в Индии — это Октавиан сумел выяснить у соседей; судя по одежде, двое были мальчики, третий ребёнок — девочка, но этим доступная Октавиану информация о них исчерпывались. Теперь же он совершил нечто такое, что не только имело к ним самое непосредственное отношение, но и должно было быть сокрыто от них.

   Да, бедные беззащитные цыплята исчезали один за другим, да, их губитель, как и было оговорено, понёс заслуженное наказание, однако Октавиан, когда всё было кончено, испытывал некоторые угрызения совести. В поисках убежища кошечка отчаянно металась по двору, и её гибель могла тронуть самое бесчувственное сердце. И неудивительно, что Октавиан шёл по высокой траве через лужайку походкой менее беспечной, чем обычно. Минуя высокий глухой забор, он поднял голову, и увидел трёх нежелательных свидетелей его охоты, суровых и побледневших; если бы художнику захотелось изобразить на полотне утроенную человеческую ненависть, бессильную, но непримиримую, неистовую, но внешне безучастную, ему трудно было бы найти лучшую модель, чем эти три пары глаз, устремлённые на Октавиана.

   — Мне очень жаль, что это пришлось сделать, — с искренним чувством проговорил Октавиан.

   — Зверь! — с пугающей силой три голоса выпалили почти в унисон.