Сборники рассказов

   Гроуби был необычно молчалив, пока шёл к станции в сопровождении непрестанно тараторивших племянников и племянниц; во время краткого путешествия на поезде он подверг критическому анализу свою жизнь и пришёл к неутешительному выводу, что в последнее время она и впрямь немногим отличалась от существования попугая. В самом деле, как он проводил свои дни? — степенно, но без всякой цели бродил по саду да посиживал в плетёном кресле на лужайке под фруктовыми деревьями или возле камина в библиотеке.

   А в чём заключался смысл его бесед со случайно встретившимися соседями? «Совсем весенний денёк, не правда ли?», «Похоже, дело идёт к дождю», «Рад вновь видеть вас; вам следует больше беречь себя», «Как быстро подрастают детки, верно?» Поверхностные, ничего не значащие фразы, действительно чем-то напоминающие болтовню попугая, одна за другой всплывали в его памяти. Разве так должны общаться между собой наделённые разумом существа? С таким же успехом он мог адресовать своим знакомым приветствия, вроде, «Эй, Полли! Кис, кис, кис, мя-я-у!» Гроуби всё меньше нравился созданный им мысленный автопортрет, до странности совпадавший с рисунком, — столь верным по своей сути, — который сделал его племянник.

   — Я избавлюсь от проклятой птицы, — с негодованием сказал он, хотя в глубине души сильно сомневался, решится ли на такой шаг.

   — Мой брат уже дома? — поинтересовался он у конюха, прибывшего встретить его на станцию на запряжённой пони коляске.

   — Да сэр, приехал в два пятнадцать. Ваш попугай умер, — последнее заявление было сделано слугой с интонацией затаённого восторга, который представители его сословия находят в возвещении разразившейся катастрофы.

   — Умер попугай? — переспросил Гроуби. — Что же стало тому причиной?

   — Обезьяна, — лаконично ответил конюх.

   — Обезьяна? — удивился Гроуби. — Какая ещё обезьяна?

   — Та самая, которую полковник привёз с собой, — услышал он неожиданное объяснение.

   — Вы хотите сказать, что мой брат болен? — встревожился Гроуби. — Это заразно?

   — Слава богу, полковник, как обычно, в добром здравии, — сказал конюх; и поскольку других объяснений не последовало, мистифицированному Гроуби оставалось набраться терпения до тех пор, пока не доберётся домой. Брат ждал его у дверей.

   — Ты уже слышал о попугае? — без обиняков перешёл он прямо к делу. — Чёрт, я приношу самые искренние извинения. Едва он увидел обезьяну, которую я привёз, чтобы позабавить тебя, как тут же закудахтал: «Что за чушь, сэр-р! Что за чушь, сэр-р!», а эта чёртова зверюга одним прыжком подскочила к нему, схватила его за шею и принялась крутить над головой, словно пращу. Бедняга Полли уже не подавал признаков жизни, когда его удалось освободить из лап этой мерзавки. Прямо не знаю, что с ней случилось, —ведь обычно она ведёт себя чрезвычайно мирно и дружелюбно и никогда не позволяет себе таких выходок. Ты не представляешь, как я опечален случившимся; теперь ты, должно быть, не захочешь и взглянуть на мой подарок.

   — Почему бы и нет? — с неожиданным энтузиазмом отозвался Гроуби.

   Узнай он о трагический кончине попугая несколькими часами раньше, известие буквально сразило бы его; теперь же всё произошедшее воспринималось им как перст заботливой судьбы.

   — Очаровательное создание! — сказал он, когда ему представили виновницу переполоха, небольшую длиннохвостую обезьянку, привезённую откуда-то из Западного полушария.

   Её вкрадчивые, робко-настойчивые повадки моментально завоевали симпатии Гроуби. Впрочем, человек, знакомый с повадками этих животных, несомненно, сказал бы, что красноватый блеск её глаз свидетельствует о наличии опасного темперамента, проявления которого несчастному попугаю довелось испытать на себе. Слуги, привыкшие относиться к умершей птице как к члену семьи, — к тому же не доставлявшему больших хлопот, — были буквально шокированы тем, как лёгко кровожадный агрессор занял принадлежавшее его жертве почётное место хозяйского любимица.

   «Отвратительная дикая обезьяна, ни разу, в отличие от бедного Полли, не сказавшая ничего путного», — таков был уничтожающий приговор, вынесенный на кухне.