Сборщик душ

До того как я стала писательницей, я преподавала в школе для бедных. Я смотрела, как нищета и наркотики разрушают семьи и целые общины, отнимая у людей свободу выбора, а подчас и саму жизнь. В рассказе «Сборщик душ» классическая сказка, которую я так любила в детстве, преобразилась под влиянием моего интереса к паранормальным явлениям и была перенесена в контекст городских трущоб: в нашем мире женщин по-прежнему продают, а подчас мы продаемся и сами. Демон перекрестков (или Сборщик душ, как называю я его в своем рассказе) – это Румпельштильцхен современной городской фэнтези. Он может решить ваши проблемы и даже исполнить ваши желания – но не бесплатно. Вопрос остается прежним: какую цену вы готовы заплатить?

Без веры, без закона, без отрады Саладин Ахмед

Не счесть иных, что здесь бесславно пали;

Меж них лежат останки гордеца,
Кого Безверьем в жизни прозывали,
Он старшим был у своего отца;
Бессчастьем звался младший, дух печали,
А дерзкий средний брат – кровавым Безначальем.

Эдмунд Спенсер, «Королева фей», книга I

I

Он в дальние наведывался страны,

А сам в душе стремился только к ней,
И взгляд ее был для него ценней
Всех благ земных; и что ему препона,
Преодолеть которую трудней,
Чем пасть в бою без трепета и стона;
Он был готов сразить свирепого дракона[17].

Тот, кто зовется Святостью, убил моего отважного брата.

Тот, кто зовется Святостью, искалечил мое имя и разум.

Тот, кто зовется Святостью, украл у меня Божью любовь.

Я бреду вперед, и дорога, мощенная бледным камнем, змеится у меня под ногами. Кто я? Где я? Ответы у меня есть, но все они лживы, подложны. Сколько дней прошло? Сколько лет? Меня и братьев загнали силой в этот мир, чужой нам. А свой я уже почти позабыл.

Наш похититель – броненосное существо, зовущееся Святостью и похожее на человека лишь смутно, – называет этот место «Альбион». И еще – «Страна фей». И еще – «Славный остров». Дневной свет здесь холоден и мертвен, все деревья незнакомы мне, а у птиц – злые глаза.

Он привел нас сюда, чтобы испытать свою доблесть. Доказать, что он – достойный рыцарь.

Затравить нас.

Как ему удалось переправить нас в эту страну крови и железных масок, я не знаю. Знаю только, что я – живой человек, заточенный среди безумных картин, в краю живых уроков.

Так или иначе, нас с братьями перенесли сюда прямо из дому, из нашего родного… Дамаска? Да, хвала Господу, хоть это я еще помню. Голоса уличных проповедников, запахи пряностей. Дамаск.

Мы неторопливо пили чай в комнате с зелеными коврами, и я смеялся чьей-то шутке… Чьей? Ни лица, ни голоса, ни имени – стерлось все. Знаю только, что мы с братьями внезапно очутились в этом невероятном, противоестественном месте, и каждый знал, какая судьба постигла остальных, но отыскать друг друга мы не могли. И выбраться отсюда – тоже.

И вот теперь мой старший брат убит. А средний – пропал без вести.

Кто же я? Похититель лишил нас прежних имен; как ему это удалось – не знаю. Но в этом мире великанов, и львов, и ослепительно сверкающих доспехов меня называют Безотрадным, как будто это и есть мое имя.

Меня звали иначе. Это имя – не мое. Но все сущее здесь принадлежит тому, кто нас похитил, и все повинуется его приказам.

И потому теперь, в его владениях, меня и впрямь зовут Безотрадным, и здесь это имя – мое и было моим всегда. Это место, этот его проклятый Альбион, осквернил своим ненавистным клеймом даже прошлое. И если я теперь пытаюсь вспомнить, как мать когда-то окликала меня через ряды прилавков на тесном базарчике, ее голос – карамель и мед – повторяет лишь это, чужое имя: «Безотрадный! Сейчас же иди сюда, Безотрадный!» И еле слышные слова отца – последние его слова ко мне, что давным-давно растворились в вечернем свете, лившемся сквозь решетчатое оконце, – теперь звучат только так: «Безотрадный, милый мой мальчик, слава богу, что ты у нас такой умница!» Только это имя у меня и осталось, одно-единственное. То другое, которым меня когда-то звали, под которым я сам себя знал, – отнято, стерто из памяти.

Безотрадный.