Сборщик душ

– Все прекрасно! – отвечал он, глядя в лицо Джорджианиного резерва. Он понял, что видит это лицо в последний раз, и сердце вдруг сжалось в приливе горя. Ты разбиваешь пустую вазу, твердо сказал он себе, но цветок, живший в ней, останется! Крепко держа за запястья, он толкнул ее к перилам. Она нервно хихикнула, не зная, что и думать.

– Ерунда, – успокоил он, – не обращай внимания!

И поцеловал еще один последний раз, перед тем как сбросить с балкона.

Через два дня они отбыли на Луну праздновать годовщину брака с теперь уже покойной женой. Для Джорджианы мероприятие, понятное дело, оказалось не из легких. Ей не только пришлось спешно привыкать к новому телу, что само по себе тяжело, но и параллельно притворяться своей бывшей госпожой, оплакивающей безвременное и трагичное самоубийство персиста, которым, по странному совпадению, тоже была она! Бенефиций небезосновательно опасался за ее душевное здоровье. Впрочем, лучшего времени для путешествия не приходилось и желать. Только они вдвоем, ни семьи, ни привычного окружения – идеальная возможность прийти в себя и привыкнуть к новому телу. И к ошеломляющей реальности вечной жизни заодно.

Потолок у них в комнате был стеклянный, и, занимаясь любовью, они смотрели, как в усыпанном звездами небе голубым алмазом плывет Земля. Свободные от навязчивой земной гравитации тела казались странно бесплотными, словно бы кости их стали пустыми и звонкими. Потом она, конечно, плакала, но даже слезы здесь казались легче и катились по идеальным щекам, будто в замедленной съемке.

– Ты меня обманул, – обвиняла она, – ты обещал забрать меня себе, а не запирать в тюрьму!

– Запирать в тюрьму? – Он оторопел. – Да я же освободил тебя, Джорджиана!

– Ты убийца, а я соучастница в твоем преступлении.

– Скорее его мотив, рискну заметить.

Она ударила его по щеке. Пощечина оказалась не тяжелее ее слез.

– Я сделал то, что сделал, – просто сказал он. – У нас не было выбора.

Он поцелуями осушил слезы. На вкус они были совсем не похожи на прежние. Эту мысль он поскорее выкинул прочь. Не ваза, а цветок, напомнил он себе. Он заглянул глубоко в ее светоносные зеленые глаза цвета мокрой травы в садах Омнинома и – вопреки себе – увидал в них незнакомку.

– Если оно тебе не нравится, ты всегда можешь выбрать другое, – примирительно сказал он.

– Другое что?

– Тело, конечно. Я не возражаю. Я не тело люблю, а тебя, Джорджиана. Если хочешь, можешь даже обратно перенестись.

– Обратно? Куда обратно?

– Им понадобится всего лишь биологический образец твоего прошлого тела. Волоска с расчески вполне хватит. Они вырастят тебе такое же новое!

Настроение его росло на глазах, и голос возносился вместе с ним. Конечно! И как он раньше об этом не подумал!

– Замену, которую можно будет провести в определенном возрасте, так что ты всегда будешь Джорджианой.

– Но как мы это объясним? – вскричала она. – Женщина из Семейств, которая переносится в копию своей мертвой служанки?

– Это будет выражение твоей любви к ней, – ответил Бенефиций, хотя и довольно слабо. – Дань ее пожизненному служению тебе. Способ вернуть ее из могилы…

– Они решат, что я сошла с ума… что Куртуаза сошла с ума, если уж на то пошло. Не уверена, что ты сознаешь масштабы своих преступлений, Бенефиций. Ты не только умертвил ее, но и запер меня в ее теле, в ее жизни, и теперь мне целую вечность предстоит жить, притворяясь ею… Боже мой, что ты наделал, Бенефиций! Что я тебе сделала?

Да, решил он, это была ужасная ошибка – переносить Джорджиану в тело, которое уже носила Куртуаза, тем более носила в день свадьбы. Пожалуй, это немного слишком – для них обоих. Его мертвая жена воскресла во плоти и встала между ними, оскверняя совершенство их любви. По возвращении в Новый Нью-Йорк он подкатил к Омниному и деликатно попросил новое разрешение, объяснив, что его любимой дочурке не понравился подарок на годовщину, – во всяком случае, не так, как они оба надеялись. Затем он повез Джорджиану в бутик – выбирать новый облик, такой, чтобы никому из них не напоминал о Куртуазе. Увы, в теории все выглядело проще, чем на практике. Каждый образец чем-то напоминал Джорджиане ее мертвую госпожу: то носом, то формой ушей, то изгибом губ. Это так его рассердило, что в какой-то момент он не выдержал:

– Боже всемогущий, естественно, какое-то сходство всегда будет! Мы же люди, в конце-то концов. Хочешь не хочешь, а в собаку перенестись не удастся!

Они уехали, так ничего и не выбрав.

Этой ночью силы в постели ему изменили. Бенефиций ретировался на балкон, где погрузился в пучину беспробудного отчаяния. Она бросилась за ним, не потрудившись даже накинуть халат на свое совершенное тело. Увидав ее голой, он рявкнул, чтобы она прикрылась. Нагота напомнила ему о Куртуазе, счастливо лишенной всякой скромности.

– Что мне прикажешь надеть? – огрызнулась в ответ она. – Мою старую униформу? Ты этого хочешь? Не вопрос, Бенефиций, я готова. Правда, она мне будет теперь маловата, но я все равно пойду на кухню и напеку тебе свежих пышек – если так тебе будет приятнее.

Вот оно! Точно!