Сброд

Осознавая, что Далибор скорее всего прав, Духовлад тоже усмехнулся собственной наивности. С другой стороны, он понимал, что убежать из обоза, кишевшего наёмниками, у него вряд ли получилось бы, и воспротивься он предложению Здебора, его бы просто скрутили, и отдали стражникам на расправу. Развивать диалог в этом направлении Духовлад не стал. Выразив согласие с доводами собеседника, он продолжил выведывать у него всё, что тот успел заметить за всё время пребывания в обозе. Далибор, истосковавшийся по общению за последние три месяца, с радостью продолжил делиться результатами своих наблюдений.

Так прошло время до полудня. Сбыня приволок пять старых, щербатых глиняных мисок, небольшой котелок плохо проваренного овса, из которого торчала одна большая, грубо выделанная деревянная ложка, и, оскаливши толстую морду в отвратительной, ехидной улыбке, задорно прокричал работникам:

– Эй, дармоеды! Столы накрыты, садитесь пировать!

Находившиеся рядом наёмники злорадно заржали, бросая в сторону работников презрительные взгляды. Их ржание усилилось, когда трое крестьян стремглав бросились к котелку, спотыкаясь, и отталкивая друг друга. Духовлад с Далибором, скованные кандалами, тоже не спеша выдвинулись в сторону «накрытых столов». Грубо растолкав двоих своих односельчан, старший крестьянин первым ухватился за ложку, и с важным видом наполнил свою миску овсом до самых краёв (что было явно больше пятой части дымившейся в котелке каши). Более того, после этого он забрал с собой единственную ложку, и усевшись на один из мешков неподалёку, стал с её помощью поглощать свою порцию кушанья, имея при этом крайне важный вид. Остальные двое крестьян, наклоняя котелок, отсыпали себе примерно по четверти от того, что осталось и, присев рядом со своим предводителем, стали жадно посёрбывать из своих мисок. В глазах Далибора сверкнуло негодование и, сжав кулаки, он зло процедил сквозь зубы:

– Опять он общую ложку забрал! Ну, я ему сейчас…

– Я пойду – придержав его за руку, сказал Духовлад.

Миновав котелок, он продолжил движение в сторону крестьян. Двое младших, с тревогой поглядывали то на приближающегося Духовлада, то друг на друга. А старший, продолжал надменным взгляядом смотреть «вникуда», неспеша пережёвывая овёс, как будто происходящее его вовсе не касалось. Духовлад молча остановился прямо над ним, не моргая, сверля тяжёлым взглядом. Старший, не вставая, повернул к нему лицо, развязно жующее с открытым ртом, и надменным взглядом как бы спросил: «Чего пришёл? Чего мешаешь?». Как только крестьянин повернулся к нему, Духовлад левой рукой схватился за ложку, и потянул на себя. Ухватившись за ложку обеими руками, крестьянин, явно не ожидавший такого резкого перехода к силовому противостоянию, стал тянуть её обратно к себе, бурно выражая нечленораздельное возмущение ртом, под завязку забитым кашей. Духовлад тут же коротко и хлёстко ударил его в кадык ребром правой ладони. Сразу отпустив ложку, крестьянин, сипя и задыхаясь, ухватился руками за горло, а из открытого рта стала вываливаться недопережёванная пища. Стоявшая у него на коленях миска также вывернулась на землю от резких движений. Духовлад схватил крестьянина за клок волос на макушке, рывком повернул его голову лицом к себе, и снова не моргая уставился в его глаза. Не найдя во взгляде крестьянина ничего, кроме ужаса и смятения, он, всё так же молча, показал ему ложку в своей левой руке и, оставив его, направился обратно к котелку с кашей. Едва Духовлад отошёл пару шагов, младшие крестьяне, то и дело кидая ему в след опасливые взгляды, быстренько подняли с земли миску своего патриарха, и, отложив в неё каждый по части от своей порции, смиренно поставили рядом со своим старшим, который всё ещё сипел и кривился от боли, держась руками за горло.

Далибор был восхищён произошедшим, а именно быстротой и лёгкостью расправы. Наглый захват общей ложки, являлся обычным действием старшего крестьянина во время обеда, считавшего, по-видимому, это своим священным правом. Импульсивный Далибор уже не раз устраивал склоки с ним по этому поводу, не редко доходившие до потасовок. Но в тех случаях, оппоненты подолгу обкладывали друг друга бранью, а если и переходили к силовому разрешению вопроса, то схватившись, долго валялись по земле, не нанося друг другу существенного урона. На этот шум всегда сбегались наёмники, более движимые возможностью насовать провинившимся работникам пинков и затрещин, чем желанием навести порядок. После такого исхода каждый мог считать себя победившим, и никто не собирался менять манеру поведения. Теперь же беспомощность старого наглеца перед Духовладом была очевидна и бесспорна. Вернувшись к котелку с овсом, возле которого его ожидал сияющий Далибор, Духовлад стал неспешно накладывать кашу в кривую глиняную миску.

– Ну, ты его… Ну, ты дал… Ну, ты молодец… – никак не мог выдать что-либо вразумительное Далибор.

– Да перестань, – несколько смущённо прервал его Духовлад – Велика победа! Он же не воин.