Сброшенный корсет

— Прошу вас, — ласково сказала Лизи и бесшумно открыла замок, давая мне возможность первой войти в ее святилище. Она сразу же закрыла дверь изнутри, сунула ключ в карман фартука и подошла к окну, чтобы затворить его. Я тем временем осматривалась по сторонам. Зрелище меня удивило.

Да, подумала я, прислуга так не живет. Но дама — тоже. Так кто же? Я не могла найти точного определения, но то, что увидела, привело меня в полный восторг.

У Лизи, оказывается, тоже был ковер. Точно такой же, как у меня. Только ее ковер не зеленый, как мой, а шоколадно-коричневый. С розовым бордюром. А на ковре лежала венская подушечка для ног, расшитая дорогим узором в мелкий горошек, какие увидишь разве что в спальнях знати.

Комната небольшая, но уютная и светлая, с окном, открывающимся наружу. А самое удивительное, что она элегантная, хотя и с налетом вульгарности. Такого я еще никогда не видела.

На шкафу были расставлены изображения святых вперемежку с дешевыми сувенирами, привезенными с курортов и разных поездок. В этих сувенирах было что-то пошловатое, но их полностью затмевал роскошный веер из страусиных перьев ярко-красного цвета, прикрепленный к стене. Я никак не могла прийти в себя от удивления: подобные вещицы можно было увидеть только в дорогих салонах. Даже у моей тетушки не было такого веера от Макарта. Лишь принцесса Валери держала в руках подобный веер — разумеется, с величайшим достоинством.

Ганс Макарт был знаменитым придворным художником, прибывшим в Вену шесть лет тому назад. Все, к чему ни прикасалась бы его рука, все его эскизы, его насыщенный колорит, его манера декорировать интерьеры, расшивать покрывала, драпировать гардины — все молниеносно становилось модным и, подобно пожару, распространялось по всей империи. Возьмем, к примеру, красный салон в нашем отеле. Но как такой веер оказался у кухарки Лизи?

Мебель в комнате принадлежала отелю — весьма солидная, резная, темного цвета. А на большом столе стоял роскошный серебряный русский самовар. Рядом с ним — желтая керамическая ваза, в которой красовался букет от Макарта, составленный из экзотических веток, пестрых перьев, цветов из искусственного шелка и сказочно переливающихся стеклянных шариков ручной работы. Все это принадлежало Лизи. Как, впрочем, и дивной красоты икона, висящая над ее кроватью и изображающая черную Мадонну из Ченстохова. Лизи уловила мой взгляд.

— Красиво, правда? — сказала она с гордостью. — Это польская королева. Моей страной правит Богородица. Она главная. И только потом — король. Вы не знали этого, фройляйн Минка? Нет? Тогда я вот что скажу вам: поскольку Мадонна и есть наша королева, польские мужчины почитают каждую женщину. Мужчины обращаются с нами лучше, чем австрийские мужья с женами. То, что здесь терпят дамы, польке не понять. А теперь идемте со мной. Я вам кое-что дам.

Вслед за Лизи я подошла к стене, где находилось окно. На огромном трюмо были расставлены бесчисленные флакончики, вазочки, стаканчики, колбочки, кувшинчики, блюдечки, тарелочки и одна фарфоровая ступка.

Поверх трюмо на шнурах были подвешены пышные связки засушенных цветов, перевязанных блестящими разноцветными лентами. От всех этих цветов и безделушек из экзотических пород дерева исходил пьянящий сладковатый аромат, который я ощутила сразу же, переступив порог комнаты.

На трюмо стоял также туалетный набор: две щетки, две расчески, зеркальце на ручке тончайшей работы, какие можно увидеть лишь в богатых домах, а рядом, на салфеточке из красной парчи… Что это? Белая шкатулочка. Как я ни старалась скрыть свое любопытство, я все же прочла слова «Счастливого путешествия» и «Линц», написанные золотыми буквами на крышке. Не исключено, что под ней мог находиться крестик с бриллиантами.

Я быстро отвела взгляд от шкатулки и заметила книгу. Боже мой! Книга! В комнате кухарки! Это что-то неслыханное! Тетя была права, Лизи действительно умела читать и, по всей вероятности, писать!

Но что это была за книга! Учебник! Французский язык для начинающих!

Тут я не удержалась.

— Лизи! Ты изучаешь французский?

— Да, — смутившись, сказала Лизи и провела руками по фартуку. — Учу. Но еще не очень умею.

— Сейчас проверим. Ле беф, бык, — начала я со слов, какими учат говорить маленьких детей.

— Ла ваш, корова, — быстро ответила Лизи.

— Fermé la porte!

— Закрой дверь.

— Лизи, все идет как по маслу.

Мы обе дружно рассмеялись.

— Parlez-vous Françaiz? — разошлась Лизи. — Домашняя лапша в соусе? — Потом она зажала себе нос: — Нэ… нэ… но… ну… вот произношение у меня не того. Носные звуки…

— Не носные, а носовые, — поправила я.

— Носовые, — повторила Лизи, — еще не получаются, как надо.

— Получатся. Наберись терпения. А зачем тебе все это? Для чего ты учишь французский? Ты можешь не отвечать, если не хочешь, если это твой секрет.

Лизи покраснела.

— Никакой это не секрет, — сказала она, — просто никогда не знаешь, что тебе понадобится в жизни. Только одно скажу вам, барышня: коли что знаешь, когда-нибудь сгодится. А сейчас взгляните-ка сюда. Знаете, что это?