Сбылась мечта хулиганки

Газом воняло неимоверно. Я закашлялась, прикрыла рот платком и, как тайфун, ворвалась в комнату.

Как я и ожидала, диван, каждая пружина которого хорошо знакома моей многострадальной спине, был расстелен.

Как я и ожидала, на нем валялась в чем мать родила какая-то мерзкая девка.

Но чего я совершенно не ожидала – девка эта была мертвая.

Не спрашивайте, как я это определила, – просто поняла сразу, что девица мертва. Поза у нее была какая-то несуразная, живые люди так не лежат.

Я подскочила к окну, изо всех сил рванула его, отодрав наклеенные на зиму полосы пожелтевшей бумаги, глотнула сырого свежего воздуха. В голове прояснилось, и я кинулась по квартире искать своего ненаглядного. Нашелся он очень быстро – какие уж тут долгие поиски в однокомнатной квартире.

Ненаглядный, тоже совершенно голый, лежал на кухне головой в открытой духовке. Газ был пущен на полную катушку. Зрелище было душераздирающее, но во мне оно вызвало только сильнейшую злость.

Я моментально закрутила газовые краны, распахнула окно и подтащила к нему этого придурка. Дело в том, что он в отличие от шлюхи на диване подавал еще признаки жизни, хотя лицо его было изумительного серо-синего цвета и опухло, как надувная резиновая подушка.

Свежий воздух и весенний холод оживили его, он зашелся жутким кашлем, а потом его начало рвать прямо мне на руки. Наконец в глазах у него появилось осмысленное выражение, он увидел меня, потом скосил глаза на собственную малопривлекательную наготу и с трудом проговорил:

– Ты… ты как здесь?

– Обыкновенно, – ответила я тихо, хотя внутри все клокотало от бешенства, – а ты?

– Я? – Он с трудом повернул голову, затем вздрогнул, потому что кухня здорово выстудилась – окно я распахнула настежь, а на улице середина апреля – не больно жарко. – Я… вот тут…

Понемногу до него доходили все предыдущие события, во всяком случае, я готова была поклясться, что он вспомнил, что пришел он сюда в этот раз вовсе не со мной. Уж очень паскудно забегали у паршивца глазки.

– Чт-то происходит? – Он клацнул зубами.

– Это я тебя хочу спросить. – Я закрыла окно, после чего вымыла руки тут же, на кухне.

– Хо-холодно…

И, поскольку я молчала, ничуть не разжалобившись его несчастным видом, ненаглядный решил прояснить для себя ситуацию:

– Тут больше никого нет? – задал он осторожный вопрос.

– Как тебе сказать? – притворно задумалась я. – Думаю, все же кто-то есть.

Он тяжело вздохнул и воззрился на меня, ожидая неизбежного скандала.

– Тебе лучше самому посмотреть в комнате, – злорадно продолжала я.

Он снова тяжко вздохнул и потащился в комнату. Я в упоении прислушивалась. Вот тяжелые шаги протопали по прихожей, дверь в комнату отворилась, вот четыре медленных шага до дивана… Для того, чтобы понять, что девица на диване – покойница, мне понадобилось не больше двух секунд. Но у ненаглядного в голове туман из-за отравления газом, так что ему потребуется гораздо больше времени… Ну вот, дошло: я услыхала протяжный стон и глухой звук падения тела на пол.

Я пулей кинулась в комнату. Как бы он совсем копыта не отбросил!

Оказалось, однако, что сознания ненаглядный не потерял, просто ноги его больше не держали от стольких потрясений, так что упал на пол он осторожно, ничего себе не повредив. Глаза его были какого-то сизого цвета, губы прыгали, как две лягушки, – кстати, и цветом они напоминали лягушек.

– Ч-что это? – Ненаглядный глазами показывал на диван.

– Знаешь, мне это надоело! – взорвалась я. – Возьми себя в руки наконец и осознай, что это – твоя мертвая девка.

Я подошла к дивану поближе и добавила спокойно:

– Судя по темным пятнам на шее и вытаращенным глазам, ее кто-то задушил.

Ненаглядный вдруг вскочил на ноги и бодро заторопился в ванную, откуда вскоре послышались характерные звуки: его опять вырвало.

Я взяла простыню и прикрыла голую покойницу, иначе невозможно было находиться в комнате. Потом я закрыла окно, собрала в комнате разбросанную одежду ненаглядного (ишь как торопился, даже одежду как следует не сложил, а со мной он аккуратно раскладывает на стуле все вплоть до носков) и отнесла на кухню. Газом воняло, но гораздо слабее.

– Ты скоро? – заглянула я по дороге в ванную.

– Д-душ, – заныл он.

– Обойдешься. Не до душа сейчас. Умойся наскоро, зубы почисти и выходи.

Он не посмел спорить.

Я немного прибралась на кухне, чтобы там можно было спокойно поговорить, хотя вряд ли у нас получится спокойный разговор. Но я решила не нервничать попусту и не ругаться с ненаглядным – все равно дело, что называется, сделано и нам нужно сообща подумать, как выбраться из создавшегося положения с наименьшими потерями. Моя оскорбленная женская гордость и обида на подлого изменщика как-то отошли на второй план.

Он вошел, уже в трусах, и стал надевать брюки, путаясь в штанинах. С пуговицами на рубашке он тоже возился слишком долго – руки дрожали.

– Ну? – нарушила я наконец затянувшееся молчание. – Что здесь произошло?

– Ну… – замямлил он.