Сбывшаяся мечта

Римма не в первый раз позавидовала подруге белой завистью. Как ей повезло со свекровкой! Живут душа в душу, никогда не ссорятся, если случайно назревает ссора между супругами, бабушка Долгор всегда на стороне Таси. И Гоша, смеясь, сдается, шутя поднимает руки:

– Все, сдаюсь, сдаюсь, пока не разорвали на куски, хуроо, боле, – кричит он.

Мише он говорит:

– Нет, с двумя бабами спорить нельзя, живого места не оставят.

В выходной, в воскресенье, бабушка Долгор никого и близко не подпускает к дому, не дай бог еще на машине или тракторе подъедешь, выскакивает на улицу и машет рукой:

– Тихо, тихо, заглуши мотор, говорю, шудхэр тут вас носит. Дайте выспаться людям хоть раз в неделю. И не подумаю будить, они тоже люди, им тоже отдыхать надобно. Раньше обеда никого не пущу.

Сама бабушка живет в отдельном домике в ограде, сама попросила ее отделить, говоря: «Что я буду мешать молодым».

Гоша и Тася сколько ее упрашивали не отделяться, но мать была неумолима, нет и нет: «Стройте отдельный домик. Зачем вам, молодым, со старухой жить». Хотя самой едва исполнилось пятьдесят семь, была еще очень живой, подвижной.

Гоша вынужден был смириться, построил маленький домик во дворе, очень теплый и уютный. И, когда после рождения внука Тася вышла на работу, частенько забирала его к себе ночевать, говоря:

– Я Аюрку заберу, вам отдохнуть надо.

А в субботу внук неизменно оставался ночевать у бабушки, ставни в воскресенье в большом доме не открывались до обеда, пока отсыпались «рабочие люди», так их называла Долгор.

Люди очень скоро поняли, что в воскресенье с утра бесполезно обращаться к Гоше и Тасе, бабка Долгор дальше порога не пустит. Один раз даже самого нового председателя прогнала:

– Да пойми ты, Жамьян Дабаевич, они каждый день приезжают ночью, спят от силы четыре-пять часов. Дай им отдохнуть хоть раз в неделю. Ничего не случится с твоими коровами, отелятся, как пить дать, бабы вон во ржи рожали раньше и ничего.

И пришлось молодому председателю уйти несолоно хлебавши.

Все это сейчас вспомнила Римма, когда, попрощавшись, они пошли к остановке.

…Подъезжая к дому, Михаил сразу заподозрил неладное. Вся живность почему-то стояла у ворот. Довольные, сытые телята, напившись мамкиного вкусного молока, весело резвились на лужайке перед домом, коровы, у которых были телята, вальяжно разлеглись у дома, лениво пожевывая жвачку. Лишь Маня, у которой родился недавно мертвый теленок, громко мычала, требуя, чтобы ее подоили. Из набухшего вымени сочились струйки молока, она была самой удоистой коровой. И молочко густое, жирное, и сама спокойная, чудо, а не корова. Жалобно блеяли овцы, просясь в загон, чтобы устроиться на ночлег. В глубине двора истошно визжали голодные свиньи, возмущенно кудахтали куры, прося вечернего корма.

У Михаила сразу похолодело внутри. Все, ушла Римма, вот, доигрался. Но все же сначала прошелся по дому, и, удостоверившись, что нет вещей и документов жены и дочери, вышел на крыльцо и тяжело опустился на крыльцо. «Какой же я дурак, и чего разорался вчера? Она же не заслужила такого обращения». Вспомнив жену, всегда веселую, всегда старающуюся угодить ему, он невольно застонал и ударил себя по лбу кулаком. «Дурак, балбес, – ругал себя последними словами мужчина. – И чего мне не хватало».

Но тут животные подняли такой визг, крик, ор, что пришлось встать и идти управляться по хозяйству. Он так давно ничего не делал по дому, что даже не знал, в какой стайке какая корова ночует, начал бестолково загонять всех подряд, но коровы, недоуменно покосившись на хозяина, сами разбрелись по своим местам. Затем подоил корову, накормил всю оставшуюся живность и пошел домой. Ему было так непривычно заходить в пустой дом, где не носилась со звонким смехом дочурка, не хлопотала у стола жена, торопясь накормить любимого мужа, вернувшегося с работы.

Ему была так пусто и одиноко, что даже не стал ужинать, хотя Римма приготовила ему перед отъездом ужин, его любимые пельмени. Он, не раздеваясь, только скинув обувь, прошел и лег на кровать. Непривычно было не слышать дыхания жены, не ощущать объятия ее нежных рук. А он еще часто недовольно отворачивался, ссылаясь на усталость.

С чего все началось? Он же любил ее и любит до сих пор. Так почему он допустил такое, что его семья покинула его?

Он лежал и припоминал все подробности семейной жизни. Переехав в деревню, они зажили так счастливо и дружно, он был готов с нее пылинки сдувать, все всегда делали вместе. И, когда мама начинала ругаться на Римму, он защищал ее поначалу, пока та не легла в больницу с инсультом. И тогда он перестал вмешиваться между ними, вставать на защиту жены, предпочитая уходить в тень, предоставил им право самим между собой разбираться.