Сбывшееся ожидание

В ответном письме менеджер по регионам Джонсона отметил заслуги фирмы Совинком – благодаря которой Джонсону удалось прочно закрепиться в Волгограде и других городах Южного региона. И выразил недоумение по поводу Риммы Абрамовой. Вообще он предполагал, что она наоборот станет двигать в Самаре родную фирму – Совинком, откуда вылупилась родом, и даже заранее простил ей это лоббирование. Он всё понимает, что пуповина ещё не высохла, по старой доброй памяти бывший сотрудник Совинкома чисто из благодарности будет помогать тем, благодаря кому получил хорошую должность на инофирме. И начальник Абрамовой заверил, что поставит ей на вид, прикажет не лезть в Волгоград и не ломать сложившийся рынок.

Римма со своей самарской конторой нарисовалась и в Казани, но и там ей дали отпор. Вообще осталось непонятным, на что она рассчитывала (и что хотела показать).

Но тем не менее Самара выпадала. Тамошнего сотрудника пришлось уволить из-за низких продаж.

На тот момент, весной 2003 года, из Волгограда нельзя было выжать больше того, что уже имелось. Да, можно было упереться рогом и пойти войной на чужие делянки. Но оно того не стоило, если и одержишь победу, то при внимательном анализе результата окажется, что эта победа – пиррова. И Андрей сделал упор на Петербург.

Он потратил на Винцаса Блайваса и Богдана Радько уже столько усилий, что справедливо ожидал отдачи. Однако было бы наивным что-либо ждать от этих быков, старательно косивших под гламурных подонков (у них это почти получалось), если бы не одно обстоятельство. Ренат Акчурин, двоюродный брат Андрея, работавший у того же Коршунова (в шестерках у которого ходили Радько и Блайвас), был подстраховкой как в отношении них, но самое главное – мог вывести на своего хозяина. Строго говоря, изначально Андрей на это и рассчитывал. «Гламурные подонки» были промежуточным звеном, но внимание им уделялось столько, чтобы они почувствовали иллюзию собственной исключительности. Андрей наведывался к ним в офис, участвовал в их мероприятих – эпических кутежах с привлечением профессионалов развлекательной сферы и отрядов путантреста. Его компаньоны тоже были не дураки оттопыриться, но делали как-то всё порознь, до групповух не доходило. Радько и Блайвас презрели все условности. Они знали толк в угаре и пореве и существовали в формате перманентного алкошабаша.

Вне всякого сомнения, Андрей нуждался в компенсации, так как моральные издержки от тесного продолжительного контакта с этими парнями были очень значительны. Радько, носитель корневого русского фольклора, в своей речи употреблял только слова, содержащиеся в словарях обсценной и жаргонной лексики – и то самые ходовые. Причем будучи цельной личностью, он не делал различий между слушателями, и одинаково разговаривал как с шофёром, так и с депутатом (впрочем разницы в культурном развитии никакой). Отдавая речевую команду секретарше, чтобы та подала ему чай, положив в чашку две ложки сахара и тщательно размешав, он не произносил ни одного слова, напрямую обозначающих конкретные предметы. Слова «чашка», «чай», «ложка», «сахар», «размешать» – они отсутствовали. Их заменяли такие выражения, как хуйня, ебатня, ебалаʹ, ёбаныйврот и производные от них. Но говорил он так, что не оставалось никаких сомнений относительно его пожеланий. Распоряжение звучало ясно и доходчиво.

Но он хотя бы что-то говорил. И то радовало. Потому что Блайвас играл в молчанку. Если открывал рот, то для того, чтобы поведать о своей крутизне и былых подвигах, злоупотребляя фразами «ёпта», «по большому счёту», «я жил этой жизнью», «в этом городе мы все вопросы порешаем», «ладненько». В остальное время он сканировал Андрея своими воловьими глазами, пытаясь проникнуть в самые сокровенные мысли. Андрей знал этот приём – своего рода гипноз, при котором подопытный начинает испытывать неловкость, и, чтобы хоть что-то сказать, выбалтывает то, что следует хранить в тайне, даёт какие-то обещания. Но такие приемы не для Андрея Разгона. Он вынужденно общался с Блайвасом и считал, что тот сам должен развлекать и испытывать неловкость, если развлекуха не получается.

Из своего мега-пафосного офиса, находящегося в цокольном этаже здания по адресу Мойка 70 (где им временно позволяли находиться – просто присматривать) Блайвас и Радько переехали в новое помещение. Оно находилось на первом этаже того же здания, но окнами в основном выходило на Вознесенский проспект, и только три окна выходили на Мойку. Вход был со двора. В угловом подъезде (в котором остались всего три квартиры не купленные Коршуновым – жильцы отчаянно сопротивлялись экспансии) нужно было нажать на кнопку домофона, и секретарь или охранник впускали посетителя. Жильцы-могикане (пока что) открывали дверь своими брелками.

Новый офис сделали из двух квартир. Получилось очень удобное угловое помещение с кухней, санузлом, просторными кабинетами, хорошим ремонтом и дорогой мебелью. Да еще с видом на Мойку, Исаакиевскую площадь, и Мариинский дворец.