Scar_Tissue

Мы даже думали о Дэвиде Боуи (David Bowie), который хотел поработать с нами, но в итоге прислал вежливое сообщение о том, что у него было слишком много других обязательств, чтобы заняться другим проектом. Другой причиной, почему мы неохотно хотели снова работать с Риком Рибином, было то, что он постоянно занимается шестью проектами одновременно при этом, являясь главным управляющим своей собственной звукозаписывающей компании. Мы думали, что должны найти того, кто занимался бы только нашим проектом. В ходе этого процесса мы связались с Дэниэлом Лануа (Daniel Lanios), который переделал старый кинотеатр в Окснарде (Калифорния) в чудесную, подобную старым, студию звукозаписи. Лануа не мог продюсировать нас, потому что занимался U2, но любезно предложил нам воспользоваться его студией и записать демо-версии одиннадцати песен, которые мы к тому времени сочинили. Мы пришли, настроили оборудование и записали все песни подряд, всё в один день. Это была проникновенная, живая демо-запись, мало чем отличавшаяся от самой первой нашей демо-записи, которую мы записали.

Прошло несколько недель, и мы поговорили с Риком. Он освободил время в своём графике, поэтому мы решили снова работать с ним. Мы как будто пришли в чувства и осознали: “Зачем мы возимся со всеми остальными вариантами?” На следующий день мне позвонил Дэниэл Лануа. “Я послушал ту демо-запись, которую вы сделали на студии, - сказал он, - я передумал, мне было бы интересно поработать с вами, парни. Эти песни реально привлекли моё внимание. Я долгое время не слышал ничего подобного”.

Я искренне оценил его добрые слова, хотя и сказал, что мы уже нашли нужного человека. Несмотря на это, было приятно, что наши собственные ощущения по поводу этих песен, подтвердил такой человек.

До того, как мы начали работать с Риком, парни из Q-Прайм решили устроить для нас незапланированный тур по неизвестным местам в Калифорнии, просто чтобы восстановить концертные силы. Мы играли на самодельной сцене за домом какого-то парня в Чинно, в старом зале во Фресно и в каком-то родео-баре в Рино. Мы даже не распродавали полностью все билеты, пока не приехали в Санта-Барбару. Я помню, что думал: “В апреле дела шли хорошо, а в июне билеты совсем не покупают, но, по крайней мере, мы есть друг у друга”. Мы были полны энтузиазма, красок, можно было почувствовать, что назревало что-то удивительное, но мы всё ещё не могли достичь идеала.

Тем летом я всё ещё жил в доме Гайа Озири (Guy Oseary) и каждый день ходил в гараж Фли. Однажды в августе я внезапно решил снова принять наркотики. Я не срывался со времен пребывания на Гавайях и был чист уже полгода. Но в один день я просто сел на мотоцикл, поехал на окраину города и проделал всё снова. В этом не было смысла, я не получил удовольствия, и проснувшись, чувствовал себя огромной гориллой весом в восемьсот фунтов. Я очнулся в номере отеля и знал, что не должен никому об этом рассказывать. Был конец недели, я собрался и исправно ходил на репетиции всю следующую неделю.

Через неделю я снова повторил всё, только в этот раз не смог провернуть всё с такой же лёгкостью. В итоге, я оказался в отеле в Сан-Диего, в одиночестве и депрессии. Я не знал, что делать, у меня даже не было сил, чтобы уехать оттуда. Вдруг я услышал стук в дверь. Кто, чёрт возьми, это мог быть? Я посмотрел в глазок, там были Джон, Фли и Чед.

Я открыл дверь, и они вошли.

“Мне, правда, жаль”, - сказал я. “Не волнуйся об этом, - сказал Фли, - ты абсолютно разбит. Давай просто пойдём домой, и продолжим работать”. Он был спокойным и не осуждал всё происходящее.

“Энтони, извини меня за всё, что тебе когда-то пришлось пережить из-за меня, - сказал Джон, - я был засранцем. Но, несмотря на всё это, тебе больше нельзя втягиваться во всё это”.

Мы сели в разноцветный клоунский Мерседес Фли, который лишь усиливал нелепость всего, что меня окружало, и отправились на север, обратно в Лос.-А.. Они говорили мне, что нам предстояло записать альбом, но все очень легко к этому относились, и это отношение сбросило огромный камень с моих плеч. Мы остановились, чтобы поесть немного мексиканской кухни, к тому времени мы все уже смеялись, бросались едой и веселились. Когда мы вернулись в Лос.-А., Фли предложил мне пожить у него, на первом этаже в его большой восьмиугольной спальне с коврами леопардовой расцветки. Я переехал, и это был действительно мирный и продуктивный двухмесячный период. Всё это время я только читал, писал, ходил на репетиции группы и проводил время с Кларой, Фли и собаками. Я избавился от всех посторонних сложностей, которые доставляла ночная жизнь, девушки и вечеринки, я просто был в форме и хорошо поработал.