Scar_Tissue

- Я не собираюсь тебе ничего делать, но ты больше мне не друг, и, мать твою, держись подальше от меня, - предупредил я. На этом разговор был окончен. Не он был моей проблемой, а Дженнифер.

Я позвонил ей: “Дженнифер, я знаю, что произошло”.

- Ничего не было", - возразила она.

- Нет, я точно знаю, что случилось. Я говорил с Крисом, между нами всё кончено.

Она начала оправдываться, обвиняя Криса во лжи, но я был непреклонен: “Между нами всё кончено. Даже не появляйся рядом со мной, я ненавижу тебя. Прощай навсегда”.

Я повесил трубку, абсолютно осознавая, что делаю. Пришло время, двигаться дальше. Меня охватило чувство волнения, и я позвонил Фли. Мы с ним и Пит Уайс отправились куда-нибудь прокатиться. Я стоял на крыше машины, пока она ехала по улицам Голливуда, и кричал: “Я свободный человек. Я свободный человек”.

Мы ездили в разные туры вплоть до весны 1986, когда настало время думать о следующем альбоме. Одним из продюсеров, которых мы хотели пригласить, был Кит Левин (Keith Levene), он также работал с Public Enemy. Я знал Кита, и считал его отличным парнем, но также мне было известно о его героиновой зависимости, поэтому нас ожидал небезынтересный и сложный опыт. Хотя меня обрадовала эта перспектива, потому что я сам плотно сидел на наркотиках. Чем запутаннее становилась любая ситуация с Китом, тем меньшим дерьмом по сравнению с ним выглядел я.

EMI выделила нам пять тысяч долларов на запись демо. Это казалось мне довольно большой суммой. Демо-запись просто не могла стоить так дорого. Когда я встретился с Хиллелом и Китом, то выяснилось, что они собирались потратить две тысячи на наркотики якобы для улучшения процесса записи. Не думаю, что Фли был за это, а Клиффу было всё равно; его просто охватил водоворот происходящего с нами безумия.

Я опоздал на запись, а когда пришёл в студию, то в первую очередь поинтересовался, на самом ли деле они потратили часть бюджета на наркотики. Но, переступив порог студии, я увидел в комнате гору кокаина и маленький пригорок героина рядом. Хиллел был под сильнейшим кайфом. Они сказали мне, что купили наркотиков на первые полторы тысячи долларов, и я начал копаться в них, хватать, высыпать и принимать. В итоге, я был под таким кайфом, что был абсолютно не форме для того, чтобы быть частью творческого процесса.

Бедный Клифф сидел в углу и разбирался с новым на тот момент устройством, драм машиной. Он бил по пэдам и вызывал запрограммированные барабанные звуки, можно было записать свои звуки и играть с абсолютно любым, какой захочешь. Любимым звуком Клиффа был крик ребёнка. Несмотря на то, что это было низкотехнологичное устройство, Клифф играл с ним так же одержимо, как мы увлекались наркотиками. При этом он как странно и нервно смеялся. Он посмотрел на меня и сказал: “Я бы мог десять лет без перерыва играть с этой штукой. В ней будто бы целая группа”. Я помню, что подумал: “Вот, что он хочет делать. Его достал весь этот цирк вокруг, он смотрел на эту машину и видел в ней своё будущее”.

Было очевидно, что сердце Клиффа уже не принадлежало группе. Он не уходил, но мы чувствовали, что он не хотел продолжать, поэтому Фли пришёл к нему домой и сообщил неприятные новости. Клифф воспринял это достаточно тяжело и переживал из-за этого ещё пару лет. Но затем Джэк Айронс (Jack Irons), наш первоначальный барабанщик, решил вернуться в группу. Это шокировало меня не меньше, чем в своё время возвращение Хиллела. По-видимому, что-то произошло с What Is This, и это пошатнуло уверенность Джэка. Он не был человеком, который бросал что-либо ради лучшего карьерного роста. Как бы то ни было, он скучал по нас, любил нас и хотел играть с нами музыку. Итак, он вернулся, и мы снова начали писать музыку нашей оригинальной четвёркой.

Вскоре кое-кто ещё вернулся в мою жизнь. Прошло около месяца с того момента, как мы с Дженнифер расстались. Я всё ещё употреблял много героина и кокаина, и ничему не учился. Я рос как человек. Я не ставил никаких целей в жизни, не боролся с недостатками своего характера. Я был просто долбаным наркоманом.

Однажды ночью, часа в три, кто-то постучал в дверь моей квартиры на улице Кармен. Это была Дженнифер. Она работала гоу-гоу танцовщицей в клубе, и, очевидно, как раз возвращалась с работы, потому что была одета в тысячу разных цветов, перья, сапоги и цепи. На ней также был сумасшедший макияж, создание которого, должно быть, заняло несколько часов.

- Пожалуйста, просто впусти меня. Я скучаю по тебе. Очень скучаю, - умоляла она.

- Да и не думай об этом, - ответил я, - просто уходи. Не создавай мне проблем, не начинай кричать. Я не хочу, чтобы сюда приехали копы.