Scar_Tissue

Но я сидел на собрании и чувствовал, что происходящее в этой комнате имело для меня смысл. Там просто находилась кучка людей, похожих на меня, которые помогали друг другу слезть с наркотиков и найти новый образ жизни. Я очень хотел найти для себя лазейку, но не мог. Я думал: “О, Боже, эти люди так похожи на меня, но они больше не употребляют наркотики, не выглядят несчастными, шутят о таком дерьме, уже за разговоры о котором многие люди уже давно бы упекли их в тюрьму”. Одна девушка встала и начала рассказывать о том, что не могла бросить курить крэк, даже, несмотря на то, что у неё был ребёнок. Ей приходилось отдавать своего ребёнка матери. Я думал: “Да, я бы делал так же. Я бы отдавал ребёнка маме и исчезал. Я также поступал со своей группой”.

Это не было культом, жульничеством, причудой или уловкой, для вытягивания денег; просто одни наркоманы помогали другим. Одни были уже чисты, другие были только на пути к этому, потому что говорили с тем, кто избавился от зависимости, были честными и не боялись сказать, насколько разбитыми были. Я вдруг осознал, что если бы делал это, то тоже был бы чист.

Я пробыл там двадцать дней, не спал, но ежедневно посещал собрания, слушал людей, читал книги и придерживался всех основных правил.

По прошествии двадцати дней я вернул домой к маме в Лоуэлл, чувствую себя совершенно другим, по сравнению с приездом. Мне было двадцать четыре, и я ьыл полностью чист впервые с одиннадцати лет. Я мог спать по ночам, и мы с мамой радовались приходу следующего дня. Мой отчим Стив (Steve) всегда меня поддерживал, так же, как и мои сёстры. Я чувствовал себя довольно хорошо, что странно, если принимать во внимание всё, что я разрушил в своей жизни. В тех собраниях было очень много оптимизма, исходящего от людей, освободившихся из собственных внутренних тюрем, всё казалось свежим и новым.

У Стива было много старых тренажёров, я их восстановил и немного занялся своим телом. Я совершал долгие прогулки и играл с собакой. Я так давно не чувствовал себя нормально, я ни за кем не гнался, никому не звонил, не встречался с кем-то среди ночи, чтобы уговорить его продать мне наркотики. Удивительно, но ничто подобное не приходило мне в голову.

В период моего пребывания в Армии Спасения, я осознал, что если я не хочу продолжать то, чем занимался ранее, то мне придётся расстаться с Дженнифер. Я действительно хотел оставаться чистым, я не обвинял её в своих проблемах, но знал, если останусь с ней, мои шансы остаться чистым резко уменьшатся.

Я продолжал посещать собрания, когда жил с мамой, и понял, что алкоголизм и наркозависимость это самые, что ни на есть болезни. Когда ты осознаёшь, что состояние, которое ты называл безумством, имеет название и описание, тогда ты понимаешь проблему и можешь с ней бороться.

Настоящее физиологическое облегчение наступает от осознания того, что именно с тобой не так, и почему ты пытался какими-то странными методами лечить себя притом, что ты уже достаточно взрослый, чтобы найти нужное лекарство. В самом начале я понимал не все концепции и пытался срезать углы, поступать только так, как хочется мне, делать всё урывками и не выполнять всю работу, которую мне поручали. Но мне нравились эти новые ощущения, и я во многом раскрылся. Кроме того, на мне накатывали волны сострадания по отношению к остальным бедным безумцам, которые разрушали свои жизни. На собраниях я смотрел на людей и видел красивых молодых женщин, которые превратились в скелеты оттого, что не могли завязать с наркотиками. Я видел людей, которые любили свои семьи, но тоже не могли остановиться. Всё это привлекало меня. Я решил, что хочу стать частью того, с помощью чего эти люди могут получить шанс спастись и вернуть себе свои жизни.

Пробыв в Мичигане месяц, я решил позвонить Фли, просто чтобы спросить, как дела. Мы поприветствовали друг друга, а затем я рассказал ему о моих ломках, собраниях и о том, что я уже не принимаю наркотики.

- Что значит, ты не принимаешь наркотики? – спросил Фли, - совсем ничего? Даже траву?

- Да. Я даже не хочу. Это называется умеренность, и мне это нравится, - ответил я.

- Это какое-то безумие. Я так счастлив за тебя, - сказал он.

Я спросил, как шли дела у группы, и он сказал мне, что они взяли нового вокалиста с татуировками. Но по его голосу я мог сказать, что он им не очень нравился. Меня это особо не волновало. Никаким путём, не при каких обстоятельствах я не пытался вернуться в группу.

Фли, должно быть, услышал что-то в моём голосе в тот первый звонок, это что-то он не слышал с тех пор, как мы учились в средней школе. Меня удивляло то, что, почувствовав себя хорошо, я не пытался найти способ вернуться в группу, это было непохоже на меня. Но тогда мне было действительно всё равно, вернусь я или нет. Это было лёгкое чувство ожидания от ситуации любого исхода, а это уж точно было непохоже на меня, потому что я помешан на контроле над всем. Обычно я знаю, чего хочу, и хочу это немедленно. В тот момент я освободился от своего эгоистичного поведения.