Счастье

А больше в тот день ничего не случилось. Миша залпом осушил бутылку, а пустую тару отправил в карман. Таня отметила про себя, что за пустую бутылку дают пятьдесят копеек. И эта мелочь была тем более важной, что у нее самой денег не было ну ни копейки, не хватило бы даже на картофельные драники в столовой техникума. Они были, конечно, дешевенькие, но сладковатые, потому что делались из мерзлой картошки. А стипендию она потратила еще в праздники, купила на Новый год целую селедку с икрой и флакончик духов «Персидская сирень», источающий дурманящий аромат. Духи, несомненно, были совершенно безумной покупкой, но Таня решила, что, если не совершать безумных поступков, у нее никогда и не будет этих духов... Голова закружилась, и она плохо помнила уже, как они расстались с Мишей под этим мостом, как она добралась до своей общежитской комнаты и рухнула на кровать. К полудню комната совсем выстыла. Нужно было наколоть во дворе дров и затопить печь.

Потом каникулы кончились, и жизнь потекла своим чередом, ограниченная техникумом, библиотекой, столовой, общежитием, изредка — кинотеатром и танцами в ДК. На танцы Таня ходила в основном ради того, чтобы встретить Мишу, но он там больше не появлялся. Она как-то видела его еще раз на том же месте, под мостом. Обрадовалась, но он только молча кивнул ей и прошел мимо, даже не остановившись. И только ближе к весне, когда по февральской оттепели снег набряк и пожелтел, а в воздухе запахло свежими огурцами — хотя никаких огурцов, конечно же, не было, — Миша совершенно неожиданно возник у нее на пути, когда она под вечер возвращалась в общежитие из библиотеки с пачкой книжек, перевязанных бечевкой. Шагала она осторожно, чтобы эти книжки не уронить, старательно минуя лужи. Миша окликнул ее:

— Эй! — даже не назвав по имени.

Таня вздрогнула. Миша приблизился. От него тянуло перегаром.

— Таня! — обрадованно сказал Миша, и Таня тоже обрадовалась, что он все-таки помнит, как ее зовут.

— Здравствуй, Миша, — ответила Таня, хотя перегарный дух ей вовсе не нравился.

— Пойдем, может, погуляем, — предложил Миша.

— Мы вроде и так гуляем. То есть я домой из библиотеки иду.

— Ишь ты, — хмыкнул Миша. — Девушка с книгами. Картина, кажется, такая есть, если я ничего не путаю.

Таня пожала плечами.

— Голодная небось? — спросил Миша.

Таня смешалась: она действительно была голодной. То есть не то чтобы совсем, но легкий голодок ощущала почти всегда.

— Давай зайдем в рюмочную, что ли, — предложил Миша. — Там пельменей можно поесть.

Таня сглотнула слюну и лихорадочно кивнула, хотя, может быть, это было совсем даже неприлично — соглашаться на эти пельмени в рюмочной.

— Премию вчера выписали, вот я и гуляю, — объяснил Миша. — Я же рабочий человек.

Но даже если бы Мише и не выписали эту премию, Таня все равно бы за ним пошла куда угодно, лишь бы руку ей протянул. Таня шла в эту рюмочную рядом с Мишей и размышляла, что он из тех мужчин, которым хочется безусловно верить. Ведь если Мише не верить, тогда кому же еще? Нет, в самом деле, кто бы из парней вот так взял и предложил бы ей поесть пельменей? Живот у нее всосался внутрь и почти прилип к хребту. И когда они зашли в эту закусочную, Таня, даже не дождавшись пельменей, отщипнула от куска хлеба, выставленного на стол.

— Голодная, я так и знал, — зафиксировал Миша. — Чем вас, студентов, вообще в столовой кормят?

Не дождавшись ответа, потому что понял, что Тане стыдно честно ответить на этот вопрос, Миша продолжил:

— Вот я после седьмого класса пошел на завод, чтоб свою копейку иметь, а не то зубы на полку. Батя у меня на войне погиб, мать сразу сказала, что денег нам не хватит десятилетку окончить. Она на почте работает, откуда у нее такие деньги? А на заводе платят неплохо по сравнению с почтой-то. Вот ты на учительницу выучишься, да? А ты знаешь, сколько платят учителям?

— Это даже совсем не важно, — ответила Таня, уминая пельмени. Для нее теперь ничего важнее этих пельменей и не оставалось.

— Да как же не важно? — Миша ловко хлопнул рюмку водки, запивая пельмени. — Ну, я тебе водки не предлагаю. На голодный-то желудок.

Напрасно. Таня сейчас бы от рюмки не отказалась. Если бы Миша предложил, конечно. Почему-то он выглядел таким человеком, с которым совершенно не страшно пить водку — ни под мостом, ни в забегаловке. Но почему Миша производил именно такое впечатление, она даже себе объяснить не могла. И тем более она не задумывалась, что же такое случилось, что Миша решил ее угостить.

От пельменей она раскраснелась и будто немного опьянела. До такой степени, что даже оставила в закусочной связку книг, чего прежде в принципе не могло случиться. Однако все же случилось.