Счастье быть с тобой

Ей нравились почти все цветы, поэтому каждый свободный уголок гостиной она заполнила ими. Здесь были фикусы с обыкновенными, зелеными, а также с пестрыми и бурыми листьями. Азалии с цветками разных оттенков. Далее эхмеи, алоказии, гардении, фитонии, пеперомии... и еще много других, включая большое количество фиалок и глоксиний. То тут то там выглядывали длинные, закрученные спиралью побеги травы, носящей название юнкус эффузус спиралис, которая придавала обширной коллекции растений необычайное очарование.

Стоит ли удивляться, что Ширли быстро прижилась в коттедже, обустроенном по ее собственному вкусу? Тем более что домик — и в этом заключалась особенная прелесть — находился в полном ее владении, в отличие от арендуемой некогда лондонской квартиры.

По вечерам Ширли включала спрятанные среди растений лампочки, и освещенная зелень приобретала таинственный вид, благодаря чему гостиная делалась еще уютнее.

Так приятно было сидеть здесь с книжкой, или перед телевизором, или слушать музыку, размышляя над очередным творческим проектом.

Постепенно Ширли привыкла к мысли, что ее жизнь вошла в колею, по которой отныне будет катиться спокойно и уверенно. Даже если по какой-то причине придется сменить место работы, все равно останется несколько других вариантов, так как в Манчестере много театров.

Конечно, порой она тосковала по тем дням, когда сама танцевала на сцене, а не готовила к этому других. Тело Ширли не забыло пластики движений, и порой будто даже не ей, а ее мышцам и сухожилиям хотелось вновь испытать былое волнующее напряжение.

Она успокаивала себя тем, что, возможно, когда-нибудь ее сердце придет в норму и его снова можно будет подвергать нагрузкам. Правда, простая логика подсказывала, что к тому времени Ширли потеряет форму, которую очень трудно восстанавливать, — это известно всем, кто тем или иным образом связан с физическими нагрузками. Так что вернуться на сцену и полноценно работать на ней — дело очень и очень непростое.

В глубине души Ширли понимала это и надеялась, что со временем тоска по прежним занятиям пройдет. Тем более что новые были насыщены не меньшим количеством интересных моментов. И главное, нынешняя работа тоже относилась к разряду творческих. К тому же рано или поздно чем-то подобным и должно было кончиться. Ведь, за редкими исключениями, век балерины короток.

Словом, по прошествии двух лет Ширли с полной уверенностью могла сказать, что счастлива. И у нее не было причин менять свою жизнь... до тех пор, пока она не изменилась сама.

Впрочем, конечно, не без участия Ширли. Если бы ей удалось справиться с мгновенным безумием и сдержать невесть откуда взявшуюся вспышку страсти, она не ломала бы сейчас голову над вопросом, как быть с неожиданной беременностью. Тысячу раз права гинеколог Лина Смитсон, утверждающая, что лучшее средство предохранения — это полное отсутствие секса.

Без него я жила припеваючи, удрученно думала Ширли. А сейчас просто не знаю что делать. Ох, откуда только все это взялось на мою голову?! И главное, мы ведь пользовались презервативом!

Данный факт особенно возмущал ее — то есть, разумеется, не применение презерватива, а что тот подвел. Ширли чувствовала себя обманутой. Даже осознавая неизбежное присутствие небольшой доли риска, она никак не могла смириться с мыслью, что именно ей довелось оказаться в числе неудачников.

Сколько она ни старалась, так и не смогла припомнить случая, чтобы кто-то из ее знакомых — неважно, мужчин или женщин, — оказался в подобной ситуации. Коллеги по цеху тем более исключались, ведь балерины очень щепетильны в вопросах безопасного секса. Для них незапланированная беременность настоящая катастрофа.

Хорошо, что я сейчас не танцую! — не раз и не два проносилось в голове Ширли. А то бы...

А то бы у нее не было иного выхода, кроме как прервать беременность.

Однако подобная мысль была ей ненавистна. Она никогда не прибегала к аборту и не собиралась этого делать в настоящее время, что, по сути, не оставляло ей выбора.

2

Странно, но в течение нескольких тревожных суток, последовавших после посещения клиники, Ширли спала по ночам как убитая.

Вероятно, таким образом ее мозг спасался от перенапряжения, потому что, если бы она и ночью ломала голову над поисками решения, заведомо не имеющего альтернативы, это кончилось бы плохо.

Отсутствие сновидений тоже было благом. Все вместе давало Ширли возможность отдохнуть.

Лишь дней через восемь ей приснился сон, точь-в-точь повторявший события, после которых только и способно было появиться известие о беременности. Видение было таким ярким, что, пробудившись, Ширли еще долго лежала в постели, перебирая в памяти волнующие детали.

Как и в реальности, во сне все началось с поцелуя. Он был таким же крепким и одновременно изысканным, как сам Люк Ролстон. И таким же пленительным.

Не в силах противиться внезапному порыву, трепеща от наплыва желаний как листок на ветру, Ширли беспомощно прильнула к Люку — стройному, сильному, уверенному во всем, что он делал. Где-то в недрах ее тела, между бедер, возник и начал раскручиваться клубок тепла.