Он положил телефон на тумбу, стоящую возле кровати, встал, потянулся, выполнил несколько ударов в воздух, сделал несколько кувырков вперед-назад и подумал, что надо больше заниматься собой. Ведь теперь, когда рядом с ним молодая и красивая Фрида, стыдно быть толстым мешком жира. Он снова начал кувыркаться.
Фрида, одетая в легкий халатик, вошла в комнату как раз во время его упражнений.
– Ух ты, – сказала Фрида. – А по тебе и не скажешь, что ты такой шустрый.
– Это так, пустяки, – почему-то смутился Алекс.
– Я сварю кофе. А ты давай в душ.
Алекс исчез за дверью. Фрида подошла к зеркальной двери шкафа, сбросила халатик и критически осмотрела свое отражение. В целом, она была довольна своей фигурой. Только чуть тяжеловато смотрелись большие крепкие груди с красиво очерченными сосками. Она улыбнулась себе и, открыв дверцу шкафа, начала одеваться.
Здания, по желанию Виктора, должны были выдержать даже самое сильное землетрясение. Макс внес в проект двухслойные фундаменты: нижняя часть должна была опираться на грунт, затем располагался слой стальных никелированных пружин, на которых держался верхний фундамент, представляющий собой составленную из множества цепляющихся друг за друга элементов железобетонную плиту с сеточным каркасом. Все эти изделия предстояло изготавливать прямо на месте. Поэтому Макс предусмотрел расположение мобильного бетонного узла и форм для заливки бетона. Забор, окружающий весь комплекс зданий, был спроектирован как еще один шедевр оборонных сооружений. Он был сверхпрочным, и уходил на глубину шесть метров. Изнутри каждая секция забора подпиралась двумя железобетонными скатами, спаянными с нею в единое целое. Наверху крепились видеокамеры и колючая проволока, по которой текло электричество. Электричество вырабатывалось ветрогенераторами и солнечной электростанцией, элементы которой располагались на каждой плоской крыше и еще на отдельной поляне возле трансформаторной будки, которая содержала аккумуляторы большой емкости для аварийного электропитания всего комплекса в течение двух недель. Расчет трансформаторной будки, конечно, не входил в задачу архитектора, но Макс сделал его. Точки входа и выхода кабелей Макс совместил с бетонными трубами, лежащими в траншеях по всему участку: Виктор боялся случайного повреждения кабелей. Было трудно даже представить себе, во сколько обойдется эта стройка безумному богачу Холливуду. Макс нашел в кладовой и принес еще один дисплей, подключил его к видеокарте компьютера. Теперь, когда два экрана диаметром по сорок дюймов, стояли на его рабочем столе, и изображение перетекало с одного на другой, работа пошла еще быстрее. Макс ни на что не отвлекался, в его уме одна проекция сменяла другую, он ухитрялся удерживать в памяти сотни деталей конструкций, совмещая их в пространстве и, время от времени, проверяя свою интуицию архитектора математическими расчетами.
Алекс мчался на машине в больницу к сыну Борька, наверное, боялся. А он даже не поговорил с ним до того, как мальчишку положили. Алекс нашел его в больничной палате одного, с книжкой в руках.
– Привет, сынок! – сказал он. – Чего делаешь?
– Книжку читаю, – ответил Борька, глядя на отца чуть испуганными глазами.
– А мама где?
– Вышла за лекарствами. Доктора ей список написали.
– Боишься? – спросил Алекс.
– Нет, – ответил Борька. – Я же храбрый.
– Ты точно храбрый, – согласился Алекс.
– А где ты теперь живешь? – спросил Борька. – Мама сказала, что у тети Ляди?
– Нет, мама ошиблась. Я живу у своего друга Макса.
– А он не против? – спросил Борька.
– Нет. Он же мой друг.
– А ты мне друг? – спросил Борька.
– Конечно, – ответил Алекс.
– Тогда я тебе должен сказать один мой секрет.
– Давай, – сказал Алекс.
– На самом деле мне страшно, пап. Но я понимаю, что мне нужна операция.
Слезы подкатились прямо к горлу Алекса, но он улыбался. Он взял сына за руку и сказал:
– Это все случится очень быстро. Ты уже через год обо всем забудешь. Я тебе обещаю.
– Через год? Это долго.
– Это совсем недолго. Доктор у тебя замечательный. Все будет хорошо.
Борька посмотрел на отца из-под бровей, а потом сказал спокойно и уверенно:
– Я тебе верю, пап.
– А! Явился, не запылился! – Клава, шурша пакетами с лекарствами, вошла в палату.
– Я еще вечером приеду, – сказал Алекс. – Ладно?
– Я буду ждать, пап, – сказал Борька.
Алекс, стараясь не глядеть на Клаву, и все еще борясь со слезами, которые так и стояли в горле, выбежал из палаты, и только оказавшись в машине, выпустил слезы наружу. Когда плачет почти сорокалетний стокилограммовый мужик, в его слезах уже нет жалости к себе или обиды на мир. Обычно это слезы бессилия, когда уже не в человеческих силах изменить прошлое или предотвратить неизбежное.
За много лет он впервые поговорил с сыном. Чувство, которое переполняло Алекса сейчас, в эту минуту, было больше всего похоже на крик из самой глубины души. Крик о потерянном времени. Бессмысленный вопль существа, не имеющего никакой власти над судьбой.