Счастье мне улыбалось

У меня сложилось впечатление, что постановщики даже добавили какие-то дополнительные музыкальные фрагменты — откуда-то вдруг появился любимый танец Анжели. Зато с ее арией ничего путного не вышло — не смогли поставить этот номер выигрышно. Я помню эту свою арию, где моя Анжель прощалась с театром. Сердце болело, когда я ее пела, — так я сочувствовала своей героине. А сейчас… Я сидела в зале, готовилась услышать и увидеть, каким будет теперь этот столь знакомый мне фрагмент в оперетте… Сидела, сидела, а потом спросила: «А где же моя любимая ария?» — «Как где? Ее уже давно спели…» Вот так незаметно прошел один из лучших номеров в «Графе Люксембурге»… Думаю, объяснять ничего не надо… Такие спектакли долго не живут…

Конечно, жизнь идет вперед, сейчас и ритмы, и мелодии (если они появляются), и стиль поведения — все другое. И не может не сказываться на том, что делается на театральных подмостках. Жалко, когда при этом забывают, что во всем должно быть чувство меры, хороший вкус. Недавно попытались у нас в театре «осовременить» «Веселую вдову». И что же? Сделали новую аранжировку музыки Легара, но какую! Конечно, музыка должна соответствовать теперешнему восприятию, однако после этой «модернизации» Легар оказался вроде бы и ни при чем в своей оперетте: он сам по себе, а актеры сами по себе. И знаменитый номер, один из лучших у Ганны Главари — мелодичная, распевная песня о Вилье, идет в острых, джазовых ритмах. И поет ее не одна Ганна, а к ней присоединяется Росильон. А какой теперь заставили быть Ганну?! Она выходит, и вдруг слышишь: «Всем привет!» Этакая светская дама на современный молодежно-попсовый лад — словно она пришла на дискотеку или в студенческую компанию. Или вдруг персонаж на сцене произносит: «Ты свинья!» Раньше подобное в настоящей «Веселой вдове» и представить было невозможно! Когда в театре молодым актерам кто-то показал запись нашей «Веселой вдовы», они в один голос воскликнули: «Боже, какой был спектакль! А у нас теперь что же такое?» Так что превратно понятое «осовременивание», этот якобы демократизм в поведении не означают дурных манер, развязности… Впрочем, надо сказать, что и теперешняя постановка «Веселой вдовы» пользуется у публики успехом. Прежде всего потому, что заняты в спектакле хорошие актеры — и прекрасная певица Жанна Жердер, и прелестная Леночка Зайцева, и Вячеслав Иванов, и Алексей Степутенко, и Александр Маркелов, и Владимир Родин…

И все-таки можно ли музыку лучших советских оперетт вернуть в эфир, а сами оперетты — на театральные подмостки с помощью создания новых либретто? Теоретически все возможно, но я отношусь к этому скептически: мой опыт подсказывает, что ничего путного не получается даже с классикой. По крайней мере пока не получается. Возможно, что этим просто никто серьезно не занимался. Вот если вдруг найдется кто-то из молодых драматургов, режиссеров, понимающий и с хорошим вкусом, кому такое будет под силу…

Коллеги, партнеры, друзья

В предыдущих главах я уже начала рассказывать о некоторых из тех, с кем мне привелось встречаться в жизни, работать в театре. Эту главу я хочу целиком посвятить воспоминаниям о моих коллегах, друзьях и первым в их ряду назвать И. И. Кацафу.

Иосиф Исаакович Кацафа в театральной жизни тогдашней Москвы — личность, без всякого преувеличения, знаменитая. Он был не просто администратором Театра оперетты — он был его душой, даже его олицетворением. Он родился для того, чтобы работать именно в театре. Это был его дом, его мир, смысл его жизни. Кацафа и Театр оперетты были неразделимы. И пока у нас был Кацафа — был и наш дом-театр.

Его у нас обожали, называли Кацафулей, «папой». И было за что. Иосиф Исаакович очень любил актеров, понимал, что это люди особые, порой почти дети. Да мы и были его театральными детьми. С любой просьбой наши работники приходили к нему. Скольким людям он помог! Устроить ли кого-нибудь срочно в больницу, установить ли кому побыстрее телефон (в те годы это было невероятной проблемой), еще что-нибудь сделать — шли к Кацафе. И он все устраивал, все улаживал, все организовывал, причем в основном по телефону. Снимал трубку, и происходил примерно такой разговор: «Саша, здравствуй! Знаешь, нужно помочь одному человеку…» — «Иосинька, милый, ну о чем ты говоришь? Конечно, все сделаем…» Кацафа настолько был популярен в Москве, его знали так много людей, в том числе и театральное начальство, что отказать ему в просьбе не могли, тем более что он и тем, к кому обращался, сделал немало добра.