Она еще продолжала машинально улыбаться, но глаза ее горели обидой и гневом. Она пристально посмотрела на Жана, и губы ее сжались.
— Так я отвечаю — нет! Пригласи вы меня хоть в зимний сад ресторана «Нормандия», все равно я скажу — нет!
— Ну, не всерьез же это «нет», — вставил Жан.
— Да, я говорю — нет! Это «нет» и тому и другому, нет и нет!
Голос ее звенел от волнения. Несколько сидевших поблизости молодых людей забавлялись, наблюдая эту сценку, и подстрекали девушку взглядами и смешками.
— Так их, так, мадемуазель Флорентина, проучите их!
— Я говорю — нет, — повторила, она, повышая голос. — За кого вы меня принимаете? — Она нервно покусывала губы. — Есть тут такие, которые принимают нас за дур каких-то… Незачем далеко ходить, они здесь, рядом, я их могу по именам назвать!
Тут вмешалась Маргарита, которая с грохотом волочила мимо бидон.
— Слышь, не сердись, они же для смеха! — сказала она.
И ее грубоватый голос звучал добродушно и примирительно.
— Ты же видишь, они это для смеха, — повторила она и искоса посмотрела на Эманюэля и Жана с упреком, больше, правда, дружеским, чем суровым.
— Захочу, и буду сердиться! — бросила Флорентина. — Для смеха! Для смеха! Нашли себе забаву — надсмехаться над всеми! Для смеха! Эдак можно далеко зайти — для смеха-то!
— Но это вовсе не для смеха! — запротестовал Эманюэль.
— Ах, нет! Так для чего же? Мы здесь не для того, чтобы над нами надсмехались!
— Правильно! Проучите их! — прыснул молодой рабочий.
— Уж будь спокоен, я сумею их проучить!
— Но сердиться совершенно не из-за чего… — попытался объяснить Эманюэль.
— Ну, конечно, сердиться не из-за чего, — иронически отпарировала она. — Это вы так думаете, вы и такие, как вы…
Однако ее упреки были обращены вовсе не к нему. Ее глаза, в которых горело всепожирающее пламя, были прикованы к лицу Жана. А он, прищурившись, холодно улыбался с неуязвимым видом, словно ничто не могло его задеть, и пальцем лениво сбивал на пол пепел с сигареты. «Ах, ты-то все равно — мой!» — думала она и так страшилась потерять его, так досадовала на себя за эту странную привязанность, так ненавидела себя за эту взволнованность, что пришла в полное смятение и, уже не думая, говорила сбивчиво все, что приходило ей в голову, — лишь бы выразить свою иронию и презрение.
— Мы здесь для того, чтобы вас обслуживать, это — правильно, это — пожалуйста, — продолжала она. — Но мы вовсе не обязаны слушать всякие глупости — нет! Без глупостей, ясно? Так не пойдет!
Щеки ее пылали, и она все время отбрасывала падавшие на лоб волосы, резко вскидывая голову. Она подхватывала длинные пряди рукой и откидывала их назад и вдруг, слегка наклонившись, улыбнулась Жану и Эманюэлю недоверчивой и вместе с тем полной ожидания улыбкой.
— И злитесь на меня сколько вам угодно, мне это все равно! Да, злитесь сколько вам угодно, мне это все равно…
— Ведь это вы злитесь, — мягко возразил Эманюэль.
Подняв руки, она поправила волосы.
— Я? Вот уж ни чуточки! Ни на столечко!
— Мне не хотелось бы, чтобы вы сердились, — сказал Эманюэль.
— Я не сержусь.
— Вы и правда не сердитесь?
— Я же говорю, что не сержусь!
— Ну, раз вы не сердитесь, — сказал Эманюэль, — то я хотел бы еще раз увидеться с вами.
Он думал о вечере, который собирались устроить его родители перед его отъездом. Порывистый, как всегда, он тут же решил пригласить Флорентину, даже не посоветовавшись с матерью. Почему бы и нет? — сказал он себе. — У нее, наверное, есть какое-нибудь приличное, хорошенькое платьице. Она красива. Он уже заранее радовался, представляя себе, каким окружит ее вниманием, чтобы загладить неблагоприятное впечатление от их первой встречи. И с еще большим удовольствием он думал, как будет знакомить Флорентину со своими друзьями: «Вот это мадемуазель Флорентина», — скажет он. И может быть, добавит: «Моя подружка…» А почему бы и нет? С легким волнением он подумал, что его вовсе не смутили бы какие-нибудь промахи с ее стороны, если бы она их допустила. И эта вечеринка, которую он ожидал со скукой, неожиданно представилась ему совсем в ином свете. Он уже видел, как будет ухаживать за Флорентиной и откроет новые черты ее характера. Он даже, представил себе, как после вечеринки провожает ее домой.
Он быстро наклонился над тарелкой, посмотрел на девушку с нетерпеливой, открытой и дружеской улыбкой и облизнул губы.
— Знаете, что доставило бы мне удовольствие, мадемуазель Флорентина?
— Нет, не знаю…
— И даже большое удовольствие…
— Понятия не имею…
— Моя мать устраивает завтра у нас дома вечер… — он прикоснулся к руке Жана, — и мы с моим другом спрашивали себя, не согласитесь ли вы прийти…
— К вам? — удивленно спросила она.
— Значит — да? — подхватил Эманюэль.
Едва заметная улыбка удовлетворения скользнула по ее губам. Флорентина наклонила голову.
— Подождите немножко, — сказала она. — Я… я даже и не знаю…
И в то же время она уже видела себя в своем красивом платье из черного шелка, в самых лучших своих чулках и в лаковых туфельках. Наконец-то Жан увидит ее хорошо одетой, совсем не такой беднячкой, за которую он ее принимает.