— Знаешь, мать, все наши невзгоды позади, — сказал он. — Мне, наверное, скоро дадут нашивки, и тогда ты будешь получать в месяц уже не двадцать долларов, вот увидишь. Тебе будет на что жить. Не мыкаться же тебе весь свой век. Мы, твои дети, о тебе позаботимся…
К нему вернулось хорошее настроение; он так увлекся этими прекрасными планами, что кровь прилила к его лицу, а глаза ярко заблестели. Наклонившись к матери, он поцеловал ее в щеку и ласково пробормотал:
— Ну, чего бы тебе хотелось? Что ты хочешь, чтобы я тебе купил? Платье? Шляпу?
Она улыбнулась жалкой, смиренной улыбкой и, давно уже излечившись от пустых иллюзий, вся во власти навязчивой идеи, ответила, сдвинув брови, мягко, но упрямо:
— Понимаешь, твои деньги для квартиры.
И уронила руки — в этом жесте была скорее решимость, чем безнадежность.
Эжен быстро надел кепи на курчавую голову и повернулся к маленькому зеркалу в буфете.
— Ты даже не поужинаешь с нами? — испуганно вскричала Роза-Анна.
Лицо юноши стало печальным и виноватым. Мягкие, чувственные, почти женские губы искривились. Его снова охватили грусть и смятение.
— Понимаешь, я… мне нужно кое с кем повидаться… но завтра…
И он попятился, стараясь избежать растерянного взгляда матери.
— Мне нужно кое с кем повидаться… но вот потом…
Он уже достиг двери. Он уже протянул руку, чтобы отворить ее, как вдруг в дом ворвалась шумная гурьба детей.
— Жэн! — кричали они.
Они повисли на нем, цепляясь за руки, за ноги. Люсиль и Альбер принялись шарить в карманах молодого человека, а крошка Жизель дергала его за рукав. Она спросила, шепелявя:
— Ты плинес мне подалок, Зэн?
Филипп остановился на пороге, устремив на брата вызывающий и завистливый взгляд.
— Дай мне пару сигарет, если у тебя их много.
Эжен смеялся, явно польщенный таким приемом. Даже самое наивное восхищение было ему приятно.
— Получай, попрошайка!
Он бросил Филиппу только что распечатанную пачку сигарет. Затем вынул пригоршню мелких серебряных монет и, не замечая, что мать неодобрительно поджала губы, начал подбрасывать их одну за другой в воздух. Люсиль и Альбер хватали их на лету или же заползали на четвереньках под стулья, под стол, вырывая монетки друг у друга.
Жизель, не такая проворная, захныкала:
— У меня нет, Зэн!
И, топая ножкой, потребовала резким крикливым голоском:
— Дай Зеле!
Взяв ее на руки, Эжен вытер ей нос большим платком цвета хаки, а затем вложил блестящую новенькую монету в ее пухлые ручонки, которые даже задрожали от удовольствия.
— На, это только тебе, — сказал он.
В доме воцарилась бурная радость и шумное ликование. Дети пересчитывали деньги, толкались и уже готовы были тайком дать друг другу тычка. Потом пораженная и расстроенная Роза-Анна увидела, как они побежали к магазину на углу. Следом за ними выскользнул из дома и Эжен.
Оставшись наедине с Жизелью, которая залезла под стул и тихонько напевала, Роза-Анна оперлась о стол и позволила себе на мгновение погрузиться в мучительную тоску. Ей было больно, до слез больно смотреть, как все эти деньги выбрасываются на ветер.
XX
Едва выйдя из дома, Эжен вскинул голову и, слегка посвистывая, направился к улице Нотр-Дам. Повернув за угол улицы Бодуэн, он глубоко вздохнул, и губы его тронула хитрая и довольная улыбка. Лихорадочно сунув руку в карман, он проверил, лежит ли там новенькая десятидолларовая бумажка, затем развернул зажатый в руке листок и вновь прочел имя и номер телефона. И перед ним тут же всплыло лицо: очень красные губы, смелый насмешливый взгляд, небольшой берет на длинных, слегка растрепанных волосах.
Кровь прилила к его щекам. Он снова увидел вокзал, толпы солдат и молодую девушку, которая, проходя мимо, улыбнулась ему — чуть заметно, одними глазами, слегка приподняв веки с густыми черными ресницами. Минуту спустя он уже сидел возле нее; он осмелился спросить, как ее зовут. Она скрестила длинные тонкие ноги и негромко рассмеялась: «А ты получил у матери разрешение бродить одному?»
Ну, что ж, он докажет ей, что он вовсе не такое ничтожество и молокосос, как она думает. Он нервно смял листок, вырванный из записной книжки. Только бы она не обманула его, только бы это был действительно номер ее телефона!
Он ускорил шаг, вошел в табачную лавку и бросился к телефонной кабине. Прерывисто дыша, он набрал нужный номер, услышал незнакомый голос и растерялся. Его веки нервно замигали. На вопрос, кто ему нужен, он пробормотал: «Иветта». От страха, как бы его не начали расспрашивать подробнее, он даже задрожал, и капли пота выступили у него на лбу. Секунда молчания, затем в трубке зазвенел пронзительный голос, который он сразу вспомнил. Он вытер лицо рукавом мундира. Он испытал такое облегчение, что у него даже вырвался нервный смешок.
Потом он назвал себя и сразу же спросил:
— Ну как, встретимся сегодня вечером?
Молчание. Короткий смех. И наконец:
— Идет.
— А где? — спросил он, чувствуя, что горло его сжимает спазма.