Счастье под угрозой

– Господи помилуй, я надеюсь, эта девица не заболела, – произнесла Фейлин, когда служанка направилась к двери. – Если я подхвачу от нее заразу…

Заметив, что Сэди все еще в пределах слышимости, Майри предпочла промолчать.

Фейлин также выразила удивление, что падчерица позволила «этому Роберту Максвеллу» приставить к ней одного из своих прислужников – «наверняка собственного незаконнорожденного сына». Однако Майри и на это ничего не ответила, предпочитая мир войне.

Гибби почти не заходил в дом, и Майри не осуждала его. Мальчик понравился Джопсону, и управляющий дал ему поручение. Через день он сообщил Майри, что мальчик не только надежен, но еще и сообразителен, а это из уст управляющего звучало как высшая похвала.

Вскоре Майри стала замечать, что постепенно возвращается к прежнему образу жизни. Она снова предпочитала уступать или молча соглашаться, вместо того чтобы высказывать собственное мнение вслух. И все это ради того, чтобы в доме царило спокойствие. Когда-то так поступал и ее отец. Это обстоятельство очень раздражало Майри. Разница между ее нынешней жизнью и жизнью в Трейлингхейле, когда она могла открыто говорить о том, что думает, была очевидна.

Майри нравилась себе больше, когда была там, с Робертом.

В понедельник, за три дня до предполагаемой поездки в Торнхилл к Дженни и сэру Хью на Пасху, Майри, Фейлин и Сэди сидели за ужином. Тяжело вздохнув, Фейлин произнесла:

– Боюсь, моя дорогая, мы все же не сможем поехать в Торнхилл. Такое долгое путешествие! А потом еще придется ехать в Дамфрис на пасхальную службу. Какая досада! В последнее время я чувствую такую слабость…

Она сделала паузу, ожидая сочувствия. Но в душе Майри поднялась волна гнева. Ведь она не только хотела навестить Дженни и сэра Хью, но и надеялась увидеть Роба. Однако гнев вскоре сменился чувством вины, и она произнесла:

– Дженни и сэр Хью будут разочарованы не меньше, мадам.

Больше Майри ничего не сказала и старалась сохранять спокойствие до конца ужина.

Когда же все поднялись из-за стола и направились к лестнице, Майри извинилась, собираясь прогуляться, чтобы унять бушующий в душе гнев. Когда она отвернулась от Фейлин, направившейся в свою спальню, раздался голос Сэди:

– Прошу прощения, госпожа. Могу я поговорить с вами?

Сочтя, что Сэди разговаривает с Фейлин, Майри собралась уже идти дальше, но служанка тронула ее за локоть.

– Прошу вас, ваша милость.

– Извини, Сэди. Я думала, ты разговариваешь с леди Фейлин. Она ведь твоя госпожа.

– Вовсе нет. Я даже не обращаюсь к ней так, – возразила Сэди. – Я называю ее «мадам». А госпожа в этом доме вы, миледи.

– Нет-нет, пока я не госпожа, – ответила Майри. – Видишь ли, если у леди Фейлин…

– Нет, госпожа, – перебила Майри служанка, а потом поспешно добавила: – Простите, я не хотела показаться грубой, но мадам только говорит, что беременна. А тем временем три дня назад у нее начались месячные.

Майри, открыв рот, смотрела на Сэди, а потом едва не задохнулась от гнева.

В Трейлингхейле леди Келсо готовилась к возвращению в Дамфрис, где намеревалась посетить в Пасхальное воскресенье свою любимую церковь Святого Михаила, стоящую возле главного моста города.

Алекс настоял на том, чтобы Роберт присоединился к ним, и последний дал свое согласие так быстро, что наверняка ошеломил брата, не ожидавшего ничего подобного. Роб должен был сопровождать леди Келсо с четырьмя десятками своих людей, потому что чувство собственного достоинства пожилой леди не позволяло ей путешествовать с меньшим эскортом.

Алекс же забрал с собой слуг, сопровождавших леди Келсо в Трейлингхейл.

Роб не знал, привезет ли сэр Хью Дуглас свою семью на пасхальную службу в церковь Святого Михаила. Это была самая большая и красивая церковь в Нитсдейле, поэтому почти все знатные семьи предпочитали посещать во время религиозных праздников именно ее. В любом случае Роберт надеялся на долгожданную встречу.

Майри ждала до вторника, чтобы поговорить с Фейлин. Предупредив Сэди, чтобы та пока не попадалась своей хозяйке на глаза, и войдя в покои мачехи, Майри начала без лишних предисловий:

– Я узнала, мадам, что вы не носите под сердцем ребенка и не были беременны в последнее время. Нет, не надо мне ничего говорить, – добавила она, когда Фейлин ощетинилась. – Это я должна вам многое сказать и не желаю выслушивать фальшивых оправданий.

– Да как ты смеешь так со мной разговаривать…

– Это на меня совсем не похоже, но то, как вы обманули моего отца, непростительно, и я вас не прощу, – произнесла Майри с таким сарказмом, какого не слышал в ее голосе даже Роберт Максвелл.

Мысль о нем придала ей решимости продолжать:

– Господи, мадам, я даже не знаю, жалеть мне или радоваться тому, что отец так и не узнал о вашем подлом обмане. Но что сделано, то сделано. А теперь, когда всем стало ясно, кто в этом доме законный хозяин, вы меня выслушаете. Титул дает вам право жить в этом доме, и никто вас этого права не лишает. Но я поеду в Торнхилл на Пасху. А вы сами решайте: поедете со мной или нет.