Счастье само не приходит

Светлана вошла в свою комнату, заперла дверь — все девчата были на работе — и, не раздеваясь, бросилась на кровать.

На стук Светлана открыла не сразу. Сняла пальто, поправила прическу, потом лишь шагнула к двери. Сначала глазам своим не поверила, замерла. Потом очнулась, кинулась Ростиславу на грудь.

— Отпустили! Надолго?

— Насовсем.

— Насовсем? Разве ты прокурору ничего не сказал?

— Все рассказал, Света. Все. Следователь протокол составил. Я подписал. Потом пошли к прокурору. Он внимательно прочитал, написал какую-то резолюцию и говорит мне: «Спасибо за искреннее признание, вы свободны».— «Как так — свободен? — говорю. — Я пришел отбывать наказание». А он: «Товарищ Лисяк, за это время две амнистии было. Понимаете?» — «Теперь понимаю»,— ответил я. Вышел оттуда и помчался к тебе как на крыльях.

— Ну что же ты стоишь, проходи, раздевайся.

— Ты знаешь, кого я там видел? Сажу! Под конвоем вели...

— Поймали все-таки... Да снимай ты этот проклятый рюкзак!.. Значит, теперь мы вместе, родной ты мой...

— Навсегда вместе, — ответил Ростислав, бережно обнимая Светлану.

7

Рабочие заходили в бытовку и удивленно пожимали плечами. Они не узнавали своего мастера. Бегма как-то сразу постарел, осунулся. Беспрерывно курил и молчал. Сколько длилось бы это молчание, неизвестно. Но вот вошел Егор Конопля и бодрым голосом доложил:

— Кладка на вторичном дроблении закончена. Куда теперь прикажете?

Бегма открыл папку, достал заявление Конопли и под его подписью неровно и размашисто вывел: «Не возражаю против увольнения».

— Позови Верхогляда.

Верхогляд вошел вперевалку и уставился на мастера. Бегма достал второе заявление и написал такую же резолюцию.

— Егор, сегодня кончился срок твоего заявления,— сухо сказал он. — Две недели прошло. Бери свою бумажку и иди хоть к самому черту в пекло! Ты, Верхогляд, тоже...

— Я-то почему? — удивился тот. — Срок моего... не окончился. И вообще... я передумал...

— И я, это самое... раздумал... — сипло начал Конопля, но закончить не успел...

Бегма вдруг грохнул кулаком по столу:

— Вон отсюда, сволочи, чтоб и духу вашего не было!..

Конопля схватил свое заявление, покрутил перед глазами, читая резолюцию, потом небрежно засунул в карман.

— Ладно... Для меня всюду работа найдется! Не пропаду!..

Верхогляд тоже взял заявление, шагнул было за Егором, но потом решительно вернулся назад, положил заявление на стол, пробурчал тихо:

— Лучше здесь останусь... Не выгоняйте. По-другому буду работать... Как надо...

— Ну, черт с тобой, оставайся!.. «На каких разгильдяев опирался, — с болью в сердце подумал Бегма. — Нет, погоди... а чем я лучше их...»

Глава тринадцатая

1

Назначенный министром председатель комиссии и куратор Соловушкин прибыли в Днепровск в воскресенье. Об их приезде Григоренко узнал от дежурного по производству Пентецкого.

— Наш куратор Соловушкин вместе с каким-то представителем по заводу ходят, — сообщил он по телефону.

«Даже не позвонили, когда приехали, — удивился Григоренко. — Впрочем, ознакомить с комбинатом представителя министерства может и куратор. К тому же он совсем недавно здесь был. Но от Соловушкина добра не жди. Наверняка он и словечка доброго о нас не замолвит. ..»

Сергей Сергеевич написал жене записку: «Прибыла комиссия. Еду на комбинат».

Когда он добрался до комбината, председатель комиссии еще осматривал завод.

Хотя солнце и поднялось высоко над горизонтом, было холодно. Земля, остыв за ночь, не успела прогреться. В воздухе плыли паутинки. Дышалось легко. Но на душе у Сергея Сергеевича тревожно. Щемит, ноет сердце.

— Директор Днепровского комбината Григоренко,— отрекомендовался он председателю комиссии.

Коренастый мужчина в очках, лет пятидесяти, чуть склонил голову с густой шевелюрой, заметно усыпанной сединой, и подал руку:

— Представитель министерства Гуль.

Рука твердая, сильная.

Подал нехотя свою руку-подушечку и Соловушкин.

— Знакомлюсь с вашим хозяйством, — сказал Гуль. — Времени у меня в обрез. Вас не хотел беспокоить в воскресенье.

«Не захотели, видите ли, нарушить мой отдых, — подумал Григоренко. — Будто не знают, что время у директора не нормированное. Просто решили ознакомиться с комбинатом без руководителя. Так бы прямо и сказали».

— Ну что ж, пойдемте к злосчастной автономной линии, — сказал Гуль. — Вы уже расторгли договор?

— Нет еще. Только вчера получил бумагу, подписанную Петровым.

— Не тяните!

Со стороны города показалась «Волга» — такси.

«Кто это сюда торопится? — удивился Григоренко.— Не Комашко ли?» Да, это был он. Арнольд Иванович вышел из машины и короткими торопливыми шажками направился к дробильной установке. Так быстро он обычно и ходил по комбинату. Но сегодня в походке его почему-то не чувствовалось прежней уверенности.

«Неужели главный инженер стал волноваться, болеть за производство? — подумал Григоренко. — Впрочем, вполне возможно, — раньше в выходные дни главного инженера нигде не отыщешь, а сегодня сам примчался. Чудеса!..»

Комашко отрекомендовался, пожал всем руки.

— Сколько щебня может дробить установка в месяц? — спросил Гуль.