Счастье-то какое!

Лесю начинает клонить в сон. Она делает еще глоток вина и находит в компьютере еще одну свою фотографию. Лесе семнадцать лет. Тогда у нее еще были подруги и жизнь не предвещала ни болезней, ни кредитов, ни нищеты. Мать отпустила Лесю на один вечер к девчонкам, к тем самым, с которыми она когда-то ходила в общежитие – потрындеть «за женское». Пили шампанское, смеялись, одна девочка (Леся раньше не знала ее) гадала всем желающим на картах Таро и нагадала Лесе долгую жизнь. Тогда и была сделана эта фотка. Делала хозяйка, на обычную мыльницу, но фото получилось очень четким, прямо идеальным. На ней глаза у Леси густо подведены, модная по тем временам челка лежит чуть-чуть набок, недавно выкрашенные в блонд волосы блестят, и сама Леся на этой фотографии так и светится вся изнутри. Красивая юная девушка, даже не скажешь, что у нее уже есть ребенок. «Вот эту, – думает Леся, – вот эту надо на памятник». Леся загружает ее к себе на аватар. Андрей догадается, что она этим хотела сказать.

Какая-то странная дрожь растекается по Лесиному телу. Правая рука немеет, а ноги начинают непроизвольно подрагивать. Лесю тошнит и одновременно клонит в сон. Леся не понимает, чего ей хочется больше – блевать или спать. Наверное, спать… Проходит десять, пятнадцать минут. Подрагивания усиливаются, во рту появляется странный металлический привкус. Лесю охватывает тревога, но какая-то неведомая ей доселе, имеющая скорее физическое, чем метафизическое происхождение. Она возникает в желудке и, поднимаясь вверх, заставляет Лесино сердце колотиться неритмично, со странными перебоями. «Ух! Ух!» – отбивает сердце удары и вдруг как будто проваливается в пропасть, а вместе с ним в пропасть проваливается и Леся. На лбу у нее выступает испарина. Лесе становится страшно. «Я что, правда умру?» – спрашивает себя Леся.

– Конечно, умрешь, – отвечает голос в Лесиной голове. – Не бойся, это не больно. Просто немного потерпеть, и всё. Ты же хочешь, чтобы твои дети получали по пятнадцать тысяч на нос?

– Конечно, хочу.

– Ну вот. Кстати, допей таблетки, ты всего шестьдесят выпила. А надо сто…

– Сейчас, – отвечает Леся и вдруг спохватывается: – А прощальная записка?

Леся ищет хоть какой-нибудь клочок бумаги на кухне, но не находит. В итоге достает из пачки сигарет обертку и пишет на ней мелкими буквами: «Дорогие мои детки, хоронить меня не надо. Пусть похоронит государство, а вы поставьте памятник, когда подрастете и станете директорами. И еще, у меня всё будет хорошо и у вас тоже. И еще, пин-код от моей карты – 1410, день рождения Миланы, там есть четыре тысячи, вы, если что…» Рука Леси соскальзывает со стола, ее тело тяжело падает на пол. Лесю колотит в эпилептическом припадке.

6.

– У-у-у! У-у-у! – мычит от боли Леся, когда медсестра в очередной раз поправляет мочеприемник. Пластмассовая трубка грубо царапает уретру, и от боли Леся может только мычать.

– Всё, уже всё, – говорит медсестра.

– Отвяжите меня, – вырывается у Леси жалобный хрип.

– Это еще зачем? – беззлобно отвечает медсестра.

– Тогда пить дайте.

– Вечером пить, сейчас пока лежи так.

Медсестра поправляет простыню, которой укрыта Леся, и уходит куда-то.

Леся лежит в реанимационном отделении областной психиатрической больницы города Екатеринбурга. Вот уже три дня как она вышла из комы. Леся лежит абсолютно голая, обездвиженная, привязанная к койке. К ней никого не пускают. Да она и не хочет никого сейчас видеть. Ноги у Леси перевязаны бинтами – за десять дней комы на пятках образовались пролежни.

Еще через четыре дня Лесю переводят из реанимации в общее отделение. Там ее навещает мать.

– Андрей просил не ругать тебя, поэтому я тебя хвалю. Молодец! Ты всё сделала правильно! – саркастически произносит мать, поправляя на сильно исхудавшей Лесе спадающий с плеч больничный халат.

Сил плакать у Леси нет. Она лишь пытается отвернуться от матери, но мать не дает ей этого сделать.

– Куда? На меня, на меня смотри, я сказала! Что ты с собой сделала? На кого ты их решила кинуть? Ты сама их родила! Я тебя ноги раздвигать не заставляла и рожать их не заставляла! Ты сама решила рожать! А раз уж решила, так будь добра – дорасти их хотя бы до восемнадцати, а там уже делай с собой что хочешь! Ты бы видела, как Андрей перепугался, когда тебя там на кухне увидел…

Леся тяжело вздыхает, встает и медленно, по-старушечьи уходит в палату.