Счастье-то какое!

А Катя всё не идет. Наверное, у нее из-за алкоголя изменилось чувство времени. Да и у Песцова тоже: кажется, что прошло четверть часа, а на самом деле, может, минуты три.

– А ты, значит, замуж не торопишься? – спросил он.

– Смотря за кого. Я разборчивая вообще-то.

– Это хорошо.

Может, номер телефона спросить, подумал Песцов. Нет, нужно что-то другое. Что-то неожиданное, смелое. Необычное.

Вышла Катя. Сейчас он поедет с ней, и будет то, чего он не хочет. А девушку эту, которая ему нравится так, как давно никто не нравился, упустит – возможно, навсегда.

Песцов действовал по вдохновению, не успев ничего обдумать. Он схватил девушку за плечи и сказал:

– Не спеши, а то упадешь!

И повел ее вниз по лестнице. Обернулся и крикнул Кате:

– Ей плохо, надо отвезти!

Девушка, умница, тут же подыграла, повалилась на Песцова и стала волочить ноги, еле переступая ими.

– А кто она? При чем тут ты вообще? – растерянно спросила Катя.

Песцов махнул рукой: дескать, потом объясню.

Девушка дала довести себя до машины, упала на сиденье и свесила голову набок. Так и сидела, пока не отъехали. Потом ожила, рассмеялась:

– Ну ты мастер! Как всё изобразил! Она кто, подруга твоя? Неужели так достала?

– Да, так достала.

– Мы можем! – подтвердила Таня. – Настя вот, которая замуж выходит, она из-за своего дурака травилась, аборт от него делала, он от нее в армию уходил, а она дождалась, накинулась на него и опа – забеременела. Главное, ведь разведутся всё равно, зачем ей это надо? Статистику бы почитала, у нас на десять браков – десять разводов!

– Ну что, ко мне? – спросил Песцов.

– Наглый! – уважительно сказала Таня. – А по виду не скажешь.

– Я не наглый. Просто я так тебя хочу, что у меня всё аж судорогой сводит! – сказал Песцов с отчаянной откровенностью. Так признаются в любви, ни на что не надеясь, ни о чем не думая, лишь бы признаться, не держать в себе.

Таня к его словам отнеслась с пониманием:

– У меня тоже так бывает. Иногда даже вообще без никого. Ну, как, иногда просто вот лежу, да? Просто лежу, ну, у телевизора или вообще. Читаю там. И даже не думаю про это. И вдруг бац, будто ударяет что-то. Понимаю, что хочу секса. Вот прямо ни с чего. И так жестко хочу, прямо умираю. Хоть на улицу беги и бросайся на кого попало. Нет, правда, как приступ какой-то. Прямо вот так.

И Таня показала: закрыла глаза, стиснула зубы и с шумом втянула сквозь них воздух, а потом выдохнула и согнулась, прижав руки к животу, морщась, будто от боли.

– Значит, договорились? – спросил Песцов.

– Такой взрослый, а говоришь глупости! – рассердилась Таня. – Договариваются с проститутками, а я девушка порядочная!

– Извини. Тогда отвезу тебя домой. Куда ехать?

– Ты еще и тупой, – сказала Таня, улыбнувшись и положив руку ему на колено. – Куда ехать? К тебе, конечно!

3.

Песцов повез новообретенную Таню к себе, где испытал то, чего ни разу не испытывал за всю свою долгую, как он считал, жизнь.

Под утро выпустил ее из рук, она упала на спину, потянулась и сказала:

– Ф-ф-фу! Наелась наконец!

Неделю они ели и пили друг друга, то ласково и не спеша, то ударялись телами так, будто хотели разбиться или причинить увечье, будто отчаялись достичь предела удовольствия и пытались хотя бы болью заменить его. Таня любила обхватить Песцова тонкими, но сильными руками за шею, придушивая и шепча:

– Хорошо тебе?

– Дышать нечем!

– Это хорош-ш-шо!

– Я тебя тоже задушу!

– Хорош-ш-шо!

И они впрямь душили друг друга, почти теряя сознание, и Песцову казалось, что из него извергается всё имеющееся в нем, начиная от горла, где что-то ухает вниз со сладкой тошнотой. Будто весь выворачиваешься наизнанку и обволакиваешь лежащее под тобой, или на тебе, или сбоку существо, не своим внешним телом, а абсолютно всем, что в тебе есть, и существо это оказывается полностью внутри тебя, и тебе кажется, что ты ощущаешь его ощущения как свои.

Он не ходил на работу, сказавшись больным. Бегал только пару раз за продуктами.

К исходу недели наконец притомились.

Выйдя из ванной в очередной раз, Таня спросила:

– Ну? И что теперь?

– Будешь со мной жить. Да, я уже для тебя староватый. Но лет на десять меня хватит. А потом бросишь.

– Жить? В качестве кого?

– Всё равно. Как скажешь.

– Ты не шутишь?

– Нет.

– А подумать?

– Я подумал.

– Я про себя!

– Думай.

Она думала недолго, собралась и ушла, Песцов опомниться не успел. Ни адреса, ни телефона.

День маялся, не зная, что теперь делать.

Отоспался, поехал на работу.

Катя вежливо и официально, при всех, спросила: чем болели, где справка?

Болел простудой, справки нет, сказал Песцов, мы никогда в таких мелких случаях справок не берем.

Какой же мелкий, если неделя, спросила Катя.

Ну, выговор объявите в приказе, сказал Песцов, а коллектив трепетно слушал, замерев от предвкушения.

Тут дело не выговором пахнет, а увольнением, сказала Катя.

Ну, увольняйте, сказал Песцов.

Вот и отлично, сказала Катя, даю вам пять рабочих дней, чтобы закончить, что начали, и подготовить отчет для того, кто будет на вашем месте.

Песцов приступил к работе. Улучив момент, встретился с Михайличевым, рассказал о том, что произошло. Не утаивая и любовной истории.