Счастье-то какое!

     Каждая тварь в нашей округе
     – Цветочна, древесна, кустова —
     Стоит на ноге, в ледяной подпруге,
И выхода ждет простова.
Сирень набирается пороху
И крупного синего праха,
И низко проносится – по руку —
Дыхание смертного страха.
Ива стоит растопыра,
Разбитая, как корыто:
Раззява и простодыра,
Но крестиками покрыта.
Вся дворовая ботаника
Числится переселенцем,
Просит нелишнего пряника,
Спит под одним полотенцем.
Воздуха мало-мало,
Синь горяча, как сыпь.
…И как упоительно пахнет бензином, мама!
И как удвоительно пахнет бензином, сын.

«Вот она, весна, и всё шелушится…»

Вот она, весна, и всё шелушится,
Умывается, умиляется, копошится.

Колоба-коробочки, щёки картошки,
Белень-зелень, мусор и крошки.
Наступает апрель и колется мелкими
Полуголыми стрелками,
Всё мелками расчерчено – райда-райда,
Всё зеленым наперчено, рада? Рада.

Птички
снесли яички.
Мухи
нагрели брюхи.
Пробегают сутулые молодухи,
крещены и в воде, и в Духе.
Будем яица красить,
полы-углы пидорасить.
Будем, как те полёвки —
изюмчатые поклёвки, сладчайшие башни пасхи,
булочки, сыр, обновки.

Это всё будет у нас перекроено,
вынуто, выделено, устроено.
Там, где надо, утроено, чтобы хор.
Там, где надо, немой и прямой пробор.
Будем жить-поживать, как Маша с медведем.
Здесь поставим кровать.
Никуда не уедем.

Это мне говорила
Маша, егда курила.
А сигарету бросит —
Пойдет и меня не спросит.

«Утреннее солнце восходит утром…»

Утреннее солнце восходит утром —
Столько соблазнительных вероятий!
Что же ты, девка, ходишь по квартире,
Тапками стуча, пятки печатая?
Что тебе, голубка моя лебедка?
Поворотись-ка, сними последнее,
В золотое зеркало полюбуйся,
Это и то вперед выдвигая.
И чу! Я слышу глухое биенье.
Тепло бокам и шея удлинилась.
Ноги не радуют, но белым перьям
Многие подруги позавидуют.
Достаточно сделать движенье крылом —
В животе ухает; паркет остался
Далеко внизу; родные, простите,
Пишите мне до востребования.
– Бессмертная, навеки бессмертна я,
Стиксу не быть для меня преградою!

Александра Шевелева Шопен

I отделение

На золотом табурете перед роялем сидела женщина с громкими руками в блестящем костюме, по которому бегала искра. За ней возвышался фисташковый занавес-тяжеловес. А сам поднос сцены был отставлен подальше от слушателей, как блюдце с эклерами от детей. Так в тот день выглядела музыка.

Катю можно узнать по пушистой голове. Она сидит вон там – в восьмом ряду между близнецами Ксюшей и Тосей. По знаку зодиака Катя Близнецы. «Близнецов на самом деле трое, а не двое, и никто, кроме меня, не знает», – думает она. По краям от Ксюши и Тоси сидят их женихи и держат невест за руки: Сева еще чешет нос, а Денис уже позевывает.

Звуки обнимают, целуют в молодые носы, щеки, губы и лбы. «Какой, наверное, чудесный человек был этот ваш Шопен. Он будто берет их за руки, подпрыгивает в проходе, и кружит, и хохочет. А потом подводит свою невесту Марию Водзиньскую, знакомит и сразу же улетает куда-то с нею».