Счастье в кредит. Книга 1

Между окном и Наташиной кроватью стоит какая-то черная палка. Сверху на ней закреплена бутыль с прозрачной жидкостью. От горлышка бутылки вниз тянется тонкий резиновый шланг. Наташин взгляд скользит по нему: гибкая трубка заканчивается иглой, воткнутой в вену чьей-то руки.

Это ее собственная, Наташина, правая рука, и она накрепко примотана к боковой планке кровати пластырем.

Наташе вспоминается один, самый жуткий, момент ее страшного сна: один из волков все-таки нагоняет ее и впивается острым клыком в руку — как раз туда, где проходит вена. Но она резким движением локтя стряхивает хищника.

Вот, оказывается, что это было на самом-то деле: ей вводили иглу капельницы, а она, наверное, сопротивлялась.

Теперь она ощущала себя целиком: одна рука лежит на дряблом, провалившемся животе, другая занемела от неподвижности.

Внизу живота — режущая боль и какая-то мучительно-холодная тяжесть. Наташа опускает свободную левую руку ниже, к области паха, и нащупывает круглый, как узбекская лепешка, резиновый сосуд со льдом. Она вытаскивает его и отбрасывает в сторону, на пол. Слышит, как сосуд тяжело приземляется, точно разжиревшая лягушка.

Теперь сомнений быть не может: это роддом и она уже родила. Видимо, роды были тяжелыми.

Жаль, что она этого совсем не помнит. Она слышала десятки женских рассказов о том, какое наступает блаженство, когда ребенок покидает наконец материнское лоно и роженица слышит его первый крик. А она, Наташа, видимо, потеряла сознание и не услышала его.

Ну ничего, еще услышит. Ведь скоро малыша принесут к ней — кормить.

Наташа с трудом дотягивается до кнопки «вызов сестры» и нажимает.

И тут же палата наполняется людьми в белых халатах. Люди ахают, охают, изумляются, радуются и что-то наперебой восклицают. Но Наташа из всего этого гомона выхватывает лишь одно, самое для нее главное:

— …Очнулась… кормить…

Кто-то спешно выбегает за дверь — наверное, за ее малышом.

Из вены вынимают иглу, высвобождая ее правую руку. Конечно, для того, чтобы можно было прижать ребенка к труди.

Крутят какой-то рычаг в ногах кровати, и Наташа чувствует, как’ верхняя часть ее туловища приподнимается, принимая сидячее положение.

Теперь она видит, что это одноместная палата и других рожениц здесь нет. Зато медиков вокруг очень много, и все разглядывают ее с нескрываемым любопытством. Среди них есть и совсем молодые: видимо, студенты-практиканты. Они держат на весу тетрадки и что-то усердно записывают.

Доктор — женщина в годах с умным и добрым лицом — измеряет ей давление, считает пульс. Не говоря ни слова, удовлетворенно кивает головой, и студенты принимаются что-то строчить с удвоенной скоростью, точно она продиктовала им нечто важное и интересное. Они кивают головами, поддакивая:

— Ага.

— Угу.

— Надо же!

Но вот и он, долгожданный момент!

Дверь распахивается, и нянечка вкатывает столик на колесиках… с яичницей и тарелкой геркулесовой каши.

Наташа кричит во все горло — но слышится лишь легкий полулепет-полустон:

— Где он? Где он?

Доктор внимательно смотрит на нее:

— Вы кого-то ждете?

— Принесите моего ребенка! — требует Наташа.

Но врач лишь печально качает головой и молча, собственноручно, начинает кормить ее с ложечки, точно маленькую.

А потом начались осторожные выяснения, кто она и откуда и есть ли у нее в Москве кто-то из близких.

Оказывается, она появилась в приемном покое МОНИКИ самым загадочным образом.

Это было теплой июньской ночью, когда отцветала сирень и пропели свои первые любовные песни соловьи.

Дежурный врач отлучился со своего поста всего на несколько минут. А когда вернулся, то с изумлением обнаружил на кушетке юную женщину в клетчатом сарафане из шотландки, широком, как носят беременные.

Никого из сопровождавших при неизвестной не было. Врач выглянул в распахнутое окно — ночь была душной — и увидел лишь, как от входных дверей отъезжает легковой автомобиль. Кажется, это были «Жигули». И кажется, серого цвета. А впрочем, кто его знает; в темноте все машины, как и все кошки, серы.

Больная была без сознания.

Она непрерывно бредила и звала маму:

— Мамочка, не уходи туда. Мамочка, вернись! Мама, мама, не надо!

Потом она вдруг затихла и больше не подавала никаких признаков жизни.

В изголовье у этой неведомо кем привезенной пациентки обнаружили паспорт на имя Денисовой Натальи Дмитриевны. Оказалось, что ей всего восемнадцать лет. Хотя, если судить по изможденному, обескровленному лицу, можно было дать ей намного больше.

При осмотре выяснилось, что она не беременна, а, напротив, только-только родила — возможно, всего за несколько минут до поступления в клинику, так как детское место еще не отошло.

Врачам сразу же стало ясно: она находится на грани между жизнью и смертью. Надо спасать. Разумеется, ее тут же госпитализировали.