Счастье в мгновении. Часть 3

Откровенно говоря, из меня танцор, как из обезьяны учитель. Когда-то умением медленного танца меня смогла наделить Милана, но его-то и пляской не назовешь. Покачиваешься на месте, как маятник, но медленнее в десятки раз и, давая себе возможность поглотиться в музыкальных нотах, перекатывающихся, как лодка на реке, под неощутимый ветерок, и исчезаешь из мира. По правде – я давненько хотел овладеть этим навыком. «Когда увидел Питера с Миланой, которых каждый раз, стоило собраться нашими семьями вместе за одним столом, просили станцевать», – подсказывает мозг, раскрывая шкатулку воспоминаний. Завидовал. Ревновал. Чего уж греха таить. Не без этого. Человек же я в конце концов. Выставлю я себя на посмешище, как только начну двигаться. Гены между мной и Питером поделились так: кто-то танцует, а кто-то поет.

– Да, – отвечаю на звонок, параллельно паркуясь.

– Джексон, я проверил задание. Есть пара вопросов к тебе.

Взглянув на часы, я откладываю разговор с профессором на другой день. Увидев такси, заказанное мной Милане, я, не минуло и десяти секунд, оказываюсь на улице. «Она появляется и в мыслях исчезает все, что не имеет к ней прямого отношения». Дама в белом приталенном до колен платье, прилегающем по её бедрам, и со сверкающими босоножками с завязками, элегантно оплетающими её стройные ноги, снимает чёрные солнечные очки и оправляет чуть примявшийся сзади от сидения наряд. Неотразима! Одно сливочно-белое плечико обнажённо, а другое покрывает рукав – длинный, широкий, расклешенный, с изящно пришитыми по краям перышками, подобно крылу лебедя, которые от движений красавицы пляшут вверх. Её шелковистые пряди собраны заколкой с жемчужными вставками, короткие завитки, не вошедшие в общую массу, нежно обрамляют женское личико. На ушах красуются, безупречно переливаясь, висячие серьги – звезды. Сама ангельская звезда спустилась с небес. Она – мягкая поступь ночи. Воздушная фигура плавно скользит, мерцая, дыша страстной нежностью. Утопающая в бликах солнечных лучей, свежая чистая душою белая хризантема расправляет плечики. Обольстительные выгибы ключицы сверхновой звезды, освещенные пожаром зари, пленяют меня до безумства. Ее тонкая шейка, поворачивается то направо, то налево. Стоя у машины, проведя рукой по волосам, я растягиваю улыбку и жестом приподнятой руки подзываю к себе этого Божьего посланника. «В новых одеждах Джексона Морриса трудно распознать». Блестя глазами, она спешит мне навстречу. Мой взгляд на нее поднимается выше и останавливается на ее губах, раздающих улыбку каждому встречному, деревцу, листику, небу, солнцу, пылинке… Увлажнив языком свои губы, я задаюсь вопросом, на который все никак не могу найти ответа: «Чем так прелестна эта светящаяся девушка, растопляющая мои кости раз за разом?» Истинный безумец я! Безумец, который всё не может напиться сладчайшим соком, дарящим этой душой. Как сумасшедший, я хотел бы так плотно сжать ее тельце и вклеймить в свое и разорвать к черту, бродящие за мной повсюду тени ожиданий Гонсалеса, с которыми я живу, пусть и не в согласии с ними, но они никогда, никогда не будут преобразованы в жизнь. Никогда. Пока подвергаюсь травле – буду отвечать на нее грандиозной ложью. Откинув в ближайшую помойку последние мысли, я поддаюсь той искре, что несколько мгновений назад воспламенила меня.

– Модница в очередном новом платье от кутюрье? – протягиваю с интонацией восхищения, на французский лад, сделав глубокий бархатный баритон. Подхожу ближе, нависая над ней. – Вы ничего не перепутали? У нас не съезд планет, – подшучиваю я.

– В новом, как вам, сэр? – Корчась от смеха, она, смеясь, кружится вокруг себя, будто взлетает, воспаряет… подготавливаясь к полету в небеса.

– Я в восторге! Как вам, сеньорита, подходит этот цвет!.. Мой ангел!

Протянув руку, я касаюсь тоненькой пряди волос и тыльной стороной ладони провожу по ямочке.

Она улыбается и с тонким упрёком женщины, недополучившей поток желаемых комплиментов, кокетничает:

– И всё? Это всё, что ты можешь сказать на это сверхмодное платье? – И с внезапно бурным вдохновением, она тонет в потоке слов: – Оно было в единственном экземпляре, выставленном на манекене. Размер самый маленький. Если бы ты только знал, каким сложным путём оно попало в мои руки. Его сначала захватила какая-то особа, в возрасте, наивно предполагая, что на её шестьдесят с лишним килограмм, она натянет его на себя. И тут, Джексон, я подхожу к примерочной, одеваю и… – ее голос отрывается от земли, – понимаю, что я влюбилась в него. Влюбилась так, что готова была отдать всю премию, которую нам перечислил Максимилиан, лишь бы заполучить эту «лебёдушку». Что я и сделала.

Её не остановить. Описывает свой рай. Рай, где существуют только наряды, наряды, наряды, которые она страстно любит… «Лебедушку»?

– Свет мой, ты дала ему имя? – Я не могу не бросить смешок, но потерянная в своём раю и не слышит меня: