Она часть моей души, и я не могу не чувствовать, когда она чем-то встревожена. Возможно, причина во мне. Я так долго мучил её, я давал ей повод для встречи и тут же отступал, так как этого требовали обстоятельства. Я постараюсь сделать так, чтобы мы смогли открыто встречаться, быть рядом друг с другом, несмотря на то, что за этим стоит публичная карьера, в которой отношения подлежат огласке, хотел бы ты этого или нет, назойливые представители прессы, наши враждующие родители, Белла и Даниэль, который при встрече меня чертовски бесил своей… Не могу подобрать чем, но он мне, как и любой другой парень, который находится в сантиметре от моей девушки, жутко противен.
То решение, которое я принял и которое нужно обговорить с семьей Гонсалесов, кардинально изменит всё, но, когда я на неё смотрю на этого ангела, Милану Фьючерс, душу которой я полюбил ещё с детства, все сомнения сгорают и уносятся прочь.
– Джексон, ты долго будешь смотреть на неё? – укалывает словами меня Питер.
– Всегда, – мечтательно протягиваю я.
– Дорогая, – обращается к мисс Джеймс, смеясь, – кажется, я нашел Розу Дьюитт и Джека Доусона нашего времени5
. Они и не замечают нас в своей атмосфере…Мы с Миланой, улыбаясь, переглядываемся друг с другом.
– А-а-а, так это ваша затея, – шуточно молвит моя прекрасная Роза Дьюитт, – в мой день рождения устроить подобие сцены из фильма, где Роза, вытянув руки в стороны, вдыхает в себя океанский воздух, несясь по волнам, а Джек внезапно к ней подходит и становится позади нее?..
– А чья же еще? Джексон несколько раз репетировал свой выход, – хохочет Питер в один голос с Ритчелл, перевернув руль в сторону нашей истории любви.
– Не неси чепуху! – Я замечаю вполголоса, слегка покраснев. Узнав от Питера, что мечта Миланы воссоздать романтический эпизод из полномасштабного кинофильма «Титаник», я не мог себе позволить не исполнить ее, сделав свою малышку счастливой и до исступления пораженной. Тогда я и вправду предстал сумасшедшим влюбленным Джеком, готовым на безумные поступки, замаскировавшись мексиканцем, управляющим яхтой, – ради той, что позволила обрести мне смысл существования.
– Милана, не верь ему! Он трясся, как мальчишка, – подстебывает Питер.
Наполнив до краев рубиновым вином бокалы для нас с Ритчелл, за исключением Питера, который в определенный момент своей жизни полностью отказался ото всего алкогольного и Миланы, которой я запрещаю принимать больше одного бокала, моя девочка произносит:
– Питер, Ритчелл, пусть ваша любовь никогда не угасает! Пусть она станет примером для каждого из нас!
– Ясно тебе, брат?! – весело указываю на него, наливающего себе брусничный морс.
– Яснее некуда! – таким же тоном он дает ответ.
– Спасибо вам, дорогие! – трогательно благодарит Ритчелл.
Милана подтирает от слез глаза. Ее всегда отличает от других девушек, которых я знаю, глубокая сентиментальность. Это делает её невероятно-нежной, как полевой цветок. Безупречная женственность!
Мы совмещаем бокалы друг к другу и со звоном хрусталя торжественно кричим: «Ура».
– И я счастлив за вас, – внезапно без шутки, без единой шутки, исходит от Питера. – Я уверен, вы сможете объяснить другим, как важны друг для друга.
Ритчелл с приподнятой бровью и смешливым выражением лица исподлобья смотрит на жениха. Повзрослел, однако, братец-то.
Мы одариваем друг друга с Миланой смущенно-влюблёнными взглядами.
– Не теряйте больше друг друга, – добавляет Ритчелл. – Чтобы не хватало в следующий раз вам встретиться в Африке, на благотворительной акции в защиту верблюдов.
Я прыскаю от смеха, едва не проливая содержимое бокала:
– Надеемся, что туда нас не занесёт.
– Спасибо вам, что помогли нам! – восторженно лепечут розовые губы «бантиком». Родные. Нежные. Мягкие.
– Нам не за что, – мотает головой Питер, – мы лишь подтолкнули, а точнее я кое-кого, – хохочет, прикрывая рот Питер, косясь на меня. Я смотрю, он, трезвый, как удав, готов рассказать наш с ним тайный разговор? Ведь я раскрыл всю правду о себе, которую никто, никто не знал. Я хочу обезопасить Милану ото всех проблем, в которых я оказался по своей же вине.
Ну, Питер!.. Так и хочется ему врезать.
Сквозь зубы цежу:
– Угомонись!