Я улыбаюсь, уносясь мыслями в далекое детство, смотря на Питера, отчего сама беру влажную ткань и устраняю на его лице слипшиеся потеки. Он мотает головой, как малыш, нарочно игриво противясь моему действию.
— Потому что я не могу говорить о серьезных вещах «грязнуле», — одновременно произношу я. Его зрачки загораются, он так глядит будто тоже бродит по нашим прошлым воспоминаниям.
— Я не перестану утверждать, как я рад, что мы возобновили общение и… настоящие брат и сестра.
От таких слов наполовину высохшая слезинка стекает из левого глаза, которую Питер мне мгновенно утирает подушечкой пальца.
— Как я вам? Чистый? Теперь мне можно побывать в высшем обществе и подслушать краем уха разговоры титулованных дам?
Я бросаю в его лицо эту же салфетку, тихо хохоча:
— Угомонись, братец!
— Итак, продолжим наши светские беседы, — со смешной гримасой сообщает Питер.
Я докладываю ему события последних дней.
Питер сосредоточенно выслушивает.
— ЧТО ОН ТВОРИТ? — громко глаголет брат. — Из ума выжил, нанимать слежку, — злостно молвит, мотая головой в стороны. — Давно пора вправить мозги ему, больно умный стал. И только и знает, что ступает в самое дерьмо!
— Так еще и кричит на меня, обвиняя, что я изменила ему и мне нельзя ни с кем встречаться из лиц мужского пола! — раздраженно заявляю я. Обида еще не отступила.
Питер нервно воспринимает ситуацию, но произносит, что поговорит с ним.
— У меня вопрос. Ты гарантируешь, что этот малый захотел пообщаться с тобой только, чтобы стать тебе другом или?.. — через минуту спрашивает ровным голосом.
— Питер, — настойчиво я произношу, — ты же знаешь, что кроме Джексона мне никто не нужен и…
— Милана, детка, — когда он так говорит, мне становится так тепло, так спокойно, — меня в свое время это не останавливало, поверь. — Замолкает на мгновение. — Говоришь чемпион по боксу?
Я киваю.
Он мигом набирает его инициалы в интернете, где высвечивается вся информация о Мейсоне.
— Ох, стойкий боец, — комментирует Питер, читая полушепотом, и некоторые фразы выделяет голосом: — Лидер по количеству золотых медалей, мастер спорта, известный, как «непробиваемая стена», славящийся на ранге своей силой, возрождающейся в нем от голоса рефери (судьи), гласящего о том, что можно начинать раунд. — Милана, отчасти я понимаю опасения Джексона. Но он, конечно, в своем репертуаре нанимать лиц, чтобы проследили и… — утихает на полуслове, размышляя о другой мысли.
— Почему не договорил?
В его взгляде висит острая задумчивость.
— Джексон был неправ, это я выясню, что там за охрану он нанял, но… Милана, а как бы поступила ты, увидев его на фото с неизвестной девушкой?
— Точно также, — вздыхаю я, осознавая, что сглупила так явственно, среагировав на его ревность. — Но, Питер, он же даже слушать не стал меня, я хотела рассказать ему про Мейсона.
— Верю, — жгуче говорит Питер, почесывая чуть заметную щетину на подбородке, — это он может — взбеситься, нашуметь, раскомандываться. Ты главное не принимай так близко к сердцу. Разберемся. С этим точно.
Он кладет свою руку на мою.
— Спасибо тебе. После наших бесед тревога исчезает и растворяется.
— Ты приехала по адресу, детка. — И с шумом отхлебывает из чашки шоколад.
Он знает, что меня этот звук раздражает и одновременно смешит. И я беззлобно дразню его:
— Питер, ну кто же так делает! Манерам джентльмена девятнадцатого века ты и не научился.
Он намеренно продолжает втягивать в себя жидкость.
Я морщусь и головой будто отпираюсь назад от этого противного звука.
— Питер!
— А что?! — Он хватается за яблоко, лежащее в вазе, предлагает мне, но я отказываюсь и откусывает его сам. Издается хруст, также не вызывающий блаженных чувств. — Я человек простой, как крестьянин. Это ты у нас эталон женской красоты!
Я смеюсь от тона, которым он произносит фразы, пытаясь увезти меня от того, чтобы я оставила неспрошенным еще один вопрос.
— Питер, и все же, что он еще говорил, когда вы встречались?
Вертев в руках огрызок, он, подумав несколько секунд, отвечает:
— Он очень тебя любит и не представляет жизни без тебя, из-за этого и вспыхивает по каждому поводу.
— И я его очень люблю.
— Его злость пропитана любовью. Вы просто не слушаете друг друга — в этом вся проблема.
Поговорив еще немного, успокоившись, мы в порыве сестринско-братских чувств присоединяем кулачки друг к другу.
В следующую минуту он рыскает по карманам.
— А это моей младшей сестренке, — протягивает конфету-ириску. — Всегда улыбайся.
Момент из детства.
Я смеюсь вместе с ним, забирая сладость с ощущением искрящегося детского веселья.
— Ты все еще кладешь в них конфеты?
— Что значит все еще? — гогочет Питер, прикрывая рот.
Посидев минут десять, Питер показывает мне спальное место и уходит к Ритчелл. И все беспокойные тревожащие душу мысли, которые были во мне до разговора с братом, утихают и принимают форму сновидений.
Глава 20
Милана
— Подруга-а-аа, просыпайся, — будто во сне слышу я и переворачиваюсь на другой бок.
— Любимая, — шепчет кто-то, — может, хватит её будить? Пусть человек поспит.