Счастье взаимной любви

На экране мелькнули скуластое лицо, покатые плечи, джинсы. На ногах — грубые армейские ботинки, через плечо — сумка на ремне. Оружия видно не было, если не считать короткого стального ломика в его руках.

— Пистолета нет, — отметил охранник. — Только дубинка.

— Фомка, — поправила она, но негр скорее всего не понял ее.

— Можно выпустить собак, — предложил охранник и потянулся к кнопке сторожевого пульта.

— Не надо, — сказала она. — Покусают еще, порвут. Сможете схватить его?

— Конечно, миссис Саймон, — с легкой обидой ответил начальник охраны, встал с кресла, шагнул к боковым дверям, приоткрыл их и окликнул:

— Джордж, есть небольшая работа.

Тонкий жилистый мулат тут же вскочил с койки, подхватил помповое ружье, стоявшее в изголовье, и оказался на ногах — ловкий, жестокий, готовый на все. Он быстро подошел к экранам и всмотрелся.

Неизвестный встал с колен и двинулся к кухонным дверям.

— Возьмите его, — сказала Анна Саймон. — Полицию пока не вызывать.

Последнее распоряжение не понравилось начальнику охраны, но он лишь кивнул.

— И без нужды не бейте, — уже в спину охранникам добавила она.

— Это наша работа, — буркнул начальник охраны.

Они вышли. Она увидела на столе кувшинчик с кофе, нашла чистую чашку, наполнила ее и снова повернулась к экранам.

Неизвестный уже копался у дверей кухни — возился с замком. Пользовался то ли отмычками, то ли каким-то своим допотопным инструментом. Продолжалось это недолго. По диагонали экрана что-то мелькнуло, и злоумышленник рухнул на колени, а через секунду остроносый ковбойский сапог Джорджа прижал его шею к земле.

Его втолкнули в кабинет. Он еще не понимал случившегося и озирался по сторонам, ошалело скаля зубы. Парень лет двадцати пяти, в джинсах, пестрой рубашке, русоволосый, с коротким носом и пухлыми, сухими губами.

Охранники уже стянули ему руки нейлоновым шнуром, а наплечную сумку Джордж держал наготове.

— Плохо работаешь, — заметила Анна пренебрежительно.

— Как могу, так и работаю! — нахально ответил парень на таком английском, от которого покоробило бы и полуграмотного моряка с небольшим стажем заграничного плавания.

Анна вздрогнула. Акцент, вызывающий вид парня, его грубая пластика — от всего этого повеяло чем-то знакомым. Даже татуировка на правой руке — крест и сердце — вызывала «родные» ассоциации. Она спросила по-русски:

— Вор-домушник, надо понимать? На гоп-стоп хату берешь?

Парень вытаращил глаза, хохотнул, но тут же поперхнулся, затем спросил обрадованно:

— А ты что, из наших, да? Из России?

— А ты откуда? Родился где?

— А в Ногинске, тебе без понятия…

— Ага. Курский вокзал, Мытищи, Электроугли, Электросталь, Ногинск, — перечислила она. — Так?

— Ну… — промычал он растерянно.

— Каким ветром в Калифорнию-то занесло?

— А таким же, как и тебя! — нахально бросил он. — Что я, не вижу, что ли? Сколь губы помадой не мажь, сопли все равно остаются наши, российские!

— Промышляешь по чужим домам? — раздраженно спросила она и краем глаза заметила растерянность охраны, ни слова не понимавшей из беседы хозяйки с застуканным воришкой.

— А хоть бы и так! Жрать-то надо.

— Вид у тебя не очень голодный.

— На бананы хватает. Так здесь соблазнов-то сколько! Ты б меня отпустила, что ли? На кой хрен я тебе сдался? Второй раз не полезу.

— Да уж догадываюсь, олух ты эдакий! Знаешь, по местным законам мы ведь могли тебя убить. И не понесли бы за это никакого наказания.

— Про законы слыхал, — пренебрежительно ответил соотечественник. — Но чтоб убивали, так в Ногинске такое еще чаще случается. Может, ты меня к себе возьмешь? Земляки все-таки.

— Ну, нахал… В каком смысле к себе взять?

— А на работу! Я вон вместе с черными сторожить могу.

— Мне такой сторож не нужен. Негров обижать не хочу. Давно из России?

— Да уж с позапрошлого года. С тысяча девятьсот девяносто третьего. Сперва в Нью-Йорк прибыл — не понравилось. Я сюда, в Лос-Анджелес, в Голливуд хотел.

— Зачем? Актер, что ли? Решил стать кинозвездой?

— Куда мне! У меня тут кореш устроился еще пять лет назад, да сгинул. Не могу найти. Отвалил, видать, куда-то.

— Так что же ты делать собирался?

— А ничего! — беззаботно рассмеялся парень. — Пошарить по твоей хавире хотел. Теперь вот ты меня в тюрьму сдашь.

— Я? В тюрьму? Много чести!

Она встала с кресла и, не отдавая никаких распоряжений охране, вышла из кабинета. Ей была безразлична судьба воришки-соотечественника. Она не страдала повышенной ностальгией, тем более что два года назад на Брайтон-Бич точно такой же земляк вломился к ней в машину и, тыкая в ребра пистолетом, потребовал отдать деньги, часы и все, что понавешено на груди и руках. Тоже дурак, не лучше сегодняшнего: решил, что раз баба, то не отличит детского, игрушечного пистолета от настоящего. Визжал как поросенок, когда дюжий полицейский скрутил ему руки. Судьба домушника ее не волновала — ее сторожа знают свое дело. А вмешайся она со своими указаниями, начальник охраны мог обидеться, мало того — донести на хозяйку в полицию, уличив ее в незаконных действиях.