Счастье взаимной любви

Помимо могучей груди, Галя Богданова обладала высокой сознательностью и потому последние три года была в школе комсомольским вожаком. На собраниях она выступала с лихими речами и не скрывала, что надеется продвинуться по «комсомольской линии». Поэтому прежде она не принимала участия в общих дружеских гулянках, чуралась их, считала, что это может подорвать ее авторитет. Но теперь почему-то передумала. Решила, видно, рискнуть на прощание. Окосела от своей комсомольской деятельности. Но что такое выезды на природу, она не знала. «Уж не думает ли она, что это нечто вроде комсомольского собрания на свежем воздухе или субботника по уборке городского парка?» — и Аня в душе обрадовалась, полагая, что активная комсомолка сегодня вечером непременно лишится девственности и станет наконец-то как все. Или почти как все в их классе, кроме самых скучных и некрасивых зубрилок.

— Если меня полчаса не будет, то не ждите, — сказала Аня.

— Это как тебя не будет? — обидчиво спросил Мазурук. — Ведь я же там с ребятами, мы все вместе. Ты что, зазналась и своих не признаешь?

Аня не зазналась и от своих не отрекалась. Минутой назад собралась было поехать в Москву — только потому, что день хороший. Но и в Москве было нечего делать.

— Хорошо, — сказала она. — Приду.

Сидеть на лавочке и слушать, как хрипатит под Высоцкого Мазурук, Ане совсем не хотелось, она кивнула и пошла дальше, совершенно не представляя себе, куда и зачем.

Тоска зеленая, подумала она без особого огорчения, тоска сегодня и завтра. Она увидела, что идет мимо дома, где живет ее близкая подруга Наташка Збруева. Отец Наташки сегодня на заводе, мать дежурит в больнице — значит, можно зайти потрепаться. Та, конечно, дома, зубрит: ей предстоит поступать в Первый медицинский институт, но не потому, что сама хочет стать врачом — таково желание матери.

Наташка открыла дверь — сухая, как вяленая сельдь, сутуловатая, близорукая. По окончании школы ей-то и вручили медаль за отличные успехи в учебе и примерное поведение. Примерное поведение Наташки объяснялось ее полной непричастностью к внешкольной жизни класса, продиктованной тем, что внешность Наташки решительно никого из парней не соблазняла. Что касается внутреннего мира Збруевой, той же Коровы — Богдановой или ее самой, это, по убеждению Ани, не интересовало никого в мире.

— Зубришь? — спросила Аня.

— А что поделаешь! Поедом мамаша ест. Если не поступлю в институт, хоть в петлю лезь. Чаю хочешь? У меня торт есть.

— Давай.

— А растолстеть не боишься? — хихикнула Наташка, но Аня не боялась растолстеть — ни торты, ни макароны на нее не действовали.

— Ты вообще-то что делать думаешь, Ань? Будешь куда-нибудь поступать? Или работать пойдешь?

— Не знаю, — вяло сообщила Аня искреннюю правду.

Умненькая Наташка раскрыла свою крокодилью пасть, заглотнула огромный кусок торта и заметила деловито:

— По-моему, тебе нужно стать гетерой.

— Кем? — не сразу поняла Аня.

— Гетерой! Я тут недавно книгу одну читала, про Древнюю Грецию. Так вот, гетеры, оказывается, были основными носительницами культуры. Это у нас их считают проститутками, которые за деньги себя продают. Гетеры, конечно, занимались этим делом, но именно у них во дворцах собирались поэты, музыканты, философы. Дома-то мужики не сидели, дома им было скучно, там жена, дети… Вот они и бежали к гетерам.

— Ерунда это, — сказала Аня. — Я эту книгу тоже читала. Но, по-моему, как ни называй: гетера, гейша, куртизанка — все одно. Проститутка, и точка. При чем тут культура? Чушь это. Просто каждый торгует тем, что есть. И чем хочет. — Но тут она вспомнила про предложение подруги и спросила: — А почему ты меня в гетеры захотела пристроить?

— Да так, — замялась Наташка. — У тебя, понимаешь, склонность такая… Ты компании любишь, веселье и мужчин тоже. Не обижайся, конечно, но я думаю, что в гареме у какого-нибудь султана тебе было бы хорошо.

— В гареме? Скукотища! Один мужчина и куча баб. — Аня равнодушно улыбнулась. — Честно сказать, я бы свой гарем хотела иметь. Вот это да! Представляешь?!

— Как свой гарем?! Из мужчин?!

— Ну да! А что тут такого? — Аня оживилась. — Ты представляешь, какой кайф? Ты одна, а у тебя на любое твое настроение кто-то есть! Захотелось нежности — пожалуйста… А иногда, знаешь, хочется, чтобы было грубо, по-звериному. В этом есть своя прелесть.

— Не знаю, — застеснялась Збруева. — Мне как-то не до этого.

— Не хочешь сегодня поехать с нами на озера? Даже Корова едет.

— Зубрить надо. Я же тебе сказала.

— Открой окошко, покурим немного.

Збруева открыла окно, и они выкурили по сигарете, но разговор не получался: так или иначе, а Наташка все время соскальзывала на то, как она будет сдавать экзамены в Первый медицинский, где конкурсы совершенно сумасшедшие, чуть меньше, чем в театральные вузы.

— У тебя же золотая медаль! — сказала Аня.

— Химию все равно сдавать. А потом медаль моя…