Счастье Зуттера

Эта валюта у нас больше не котируется, а другой в мире Ялуки не было. Хельмут X. стал равным ей. Музыка, о которой он переписывался с ней три года подряд, не подлежала цензуре. Разумеется, в чудесных картинах, которые рисовались его воображению, встречались только мечты, а не реальные вещи, тем более люди. Ей и ему не надо было осознавать, чем они отличались друг от друга, — они просто не замечали этих различий. И когда они, наконец, стали жить вместе, обман и самообман продолжался еще долго, ибо различия между ними и окружением были значительнее и давили на них сильнее, чем то, что отделяло их друг от друга; они даже не могли позволить себе признаться в этом. Они защищали постоянство своей любви от стесняющей, гнетущей современности. Так было в Магдебурге, так было еще и в Нюртингене, так осталось — нравится нам это или нет — и в Швейцарии. И так было бы всегда, продолжай они жить вместе: вот что печально. Чем дольше длилась такая жизнь, тем печальнее становились они сами. Так не могло больше продолжаться, когда Ялука познакомилась с художником Б., которому X. заказал портрет жены. Этот портрет послужил ей окном, через которое она вырвалась из своего брака. Но достоинство и любовь, честь и страсть к культуре, сформировавшей характер Ялуки, были связаны теснее, чем у нас. Если отделить их друг от друга, что-то умирает. Тогда кто-то должен умереть.

— Видишь ли, Зуттер, нам тоже кое-чего недостает. Мы слишком редко выясняем отношения.

— Неправда, — возразил Зуттер, — ты страшно мешаешь мне. Мне положена надбавка за работу в особо трудных условиях.

— Так это будет статья? А я думала, ты пишешь дневник. Или новеллу.

— Ты простудишься, — сказал Зуттер.

— Твоя статья согревает меня. И беспокоит. В ней есть нечто лихорадочное.

— Эдак мы еще научимся с тобой ссориться. Тебе хочется, чтобы я забыл сохранить написанное, — проворчал он и набрал следующую фразу: Хельмут и Ялука слишком долго жили, словно нарисованные на картинке. Один в сиянии небесного света другого.

— Прекрасно, — похвалила Руфь.

— Ты мешаешь мне работать, — сказал Зуттер, и только когда она хихикнула, заметил, что напечатал эту фразу.

Надо знать, — продолжал он стучать по клавишам, — что Хельмут X. в последние дни жизни постоянно слушал «Песни мертвых детей» Малера, а когда на него обрушился топор жены, звучала, без конца повторяясь, «Песнь о земле». Накачавшись алкоголем, он спал и видел себя снова в неразделенной семье, и только милость Ялуки не дала ему вернуться к жестокой реальности.

— Так еще прекраснее, — сказала Руфь.