Счастлива без рук. Реальная история любви и зверства

— И да и нет. Поддержка и моральная, и финансовая мне, конечно, очень помогла и помогает. Я всем-всем признательна. Но в повседневной жизни мне не всегда хочется, чтобы меня узнавали, жалели. Бывает, что это раздражает. Мои друзья и близкие уже автоматически помогают мне что-то делать. Например, расплатиться на кассе, надеть пальто так, чтобы протез не застрял в рукаве. Незнакомым людям не всегда хочется показывать свои слабости. В Серпухове меня многие узнают, конечно, помогают. И мне эта помощь бывает очень кстати. На днях была с мамой в Москве в крупном медицинском центре по ее проблемам со здоровьем. Там везде большие очереди. У лифта меня узнала сотрудница больницы Наталья. Сказала много добрых слов, маме пожелала здоровья и помогла быстро забрать результаты обследования. Конечно, мы были ей очень признательны.

Вообще с реакцией окружающих на случившееся у меня связаны и самые светлые воспоминания, и самые тяжелые. Негативных высказываний тоже было немало.

— Что бы ты изменила в отношении к инвалидам?

— Я бы изменила сроки, в течение которых выдают протезы, коляски, различные средства реабилитации. Они должны быть короче, сейчас это невероятно долго. Доступная среда для людей с ограниченными возможностями, конечно, создается, но далеко не везде. Колясочники с трудом могут передвигаться не только в городе, но даже в собственном подъезде. Пенсии по инвалидности могли бы быть и больше.

И еще один момент: протезы — это хрупкие сложные устройства, которые постоянно ломаются. Ремонт занимает 2–3 месяца, за полтора года мои ломались уже по три раза. Гарантийным изготовитель считает только первый ремонт, последующие — платные. Это недешево. Первый раз я заплатила больше 120 тысяч, а моя пенсия вместе с надбавками на детей — это примерно 18 тысяч. Срок эксплуатации протезов — 2–3 года. Они не на всю жизнь. Все это совсем не просто. Рука с протезом тяжелее, чем левая, поэтому возможно искривление позвоночника, так говорят врачи, и это пугает меня больше, чем болезненные ощущения. После основной операции на левую руку я сделала еще три — и под местным, и под общим наркозом. Практически сразу после операций надо проходить курсы реабилитации в Питере, иначе эффекта, скорее всего, не будет. Реабилитацию конечностей инвалиды с ампутациями и тяжелыми травмами, как правило, проходят за свой счет.

— Ты удовлетворена сроком, который дали Грачеву?

— Нет. Дело даже не в сроке и сумме моральной компенсации, о которой тоже часто спрашивают, дело в том, что никакое из назначенных ему наказаний не вернет мне руки и не восстановит качество жизни. Когда мужчина сознательно идет на жестокое преступление против своей девушки, жены, он должен понимать, что суровое наказание неотвратимо. Сейчас этого нет. Если бы все пошло так, как рассчитывал Грачев, он уже через 3–4 года по УДО мог оказаться на свободе. Приговор мог быть значительно мягче, если бы не широкий общественный резонанс и поддержка прессы. К 30 годам он планировал уже выйти на свободу. Получается, что женщину можно убить, сделать на всю жизнь калекой, за это отсидеть несколько лет, выйти и спокойно жить дальше. Наказание за подобные преступления должно быть соразмерно содеянному. Его надо ужесточать, а у нас законом о декриминализации побоев в семье его только смягчили. Мужчины не боятся наказания за насилие над женщиной. Многие писали мне и маме в социальных сетях о насилии в их семьях, я даже не думала, что эта проблема такая огромная. И ведь большинство этих женщин продолжают жить и терпеть. Боятся еще большего насилия в отместку, боятся остаться без средств к существованию, почти никто не верит в помощь полиции. И это тоже страшно.

Очень хотелось бы, чтобы полиция реагировала на обращения о насилии быстрее и делала это правильно, не самоустранялась, хотелось бы, чтобы сроки наказания были больше, чтобы в нашей стране продумали и вопрос безопасности женщин после выхода их истязателей из тюрьмы. Почему в России нет охранных ордеров?

— Были ли вопросы от детей про папу, на которые ты не нашлась, что ответить?

— Старший сын Дима у меня несколько раз спрашивал: «Мама, а почему папа не сел за руль в тот день, ты бы тогда и в аварию не попала, он же более опытный водитель?» И я каждый раз не знала, что сказать. Ведь это именно он «сел за руль» 11 декабря. Но Дима еще слишком мал, и я не говорю ему всей правды. Этот Новый год я встречала дома вместе с детьми, сделала прическу, надела нарядное короткое платье. Старший сын зашел на кухню и сказал: «Мама, ты такая красивая, но только эти шрамы на ноге тебе совсем не идут». И мне снова пришлось промолчать. А еще Дима спрашивал у меня, разве я не видела, что папа плохой, когда выходила за него замуж. Я ответила, что сначала увидеть все невозможно. Тогда сын сказал, что мне надо было спросить у него, он плохой или хороший. Если бы все было так просто…