От отца мне иногда перепадали тычки и подзатыльники, но я его понимал и любил. Если в чем-то провинился, то получай. Все справедливо. Я боялся его кулаков, но знал, что он быстро отойдет и все простит. С дедом все было по-другому. Большего ужаса, чем вызвать на себя его гнев, представить было трудно. Уважали и боялись его все от мала до велика. Не дай бог перейти ему дорогу, он морально уничтожит тебя за секунды, поставит на место и забудет. А ты будешь переживать, мучиться и сходить с ума. Как это у него получалось, трудно сказать. Казалось, что какой-то гигантский энергетический поток, вселяющийся в него в определенные минуты, вихрем переходит в тебя, захватывает, парализует волю и переделывает под себя. Магнетизм и волшебство, одним словом. Он никогда не бил папу, даже когда тот был мальчишкой. Да и зачем собственно бить, если и так все домашние трепещут от твоего голоса или взгляда.
Правда, папа рассказывал со смехом мне про один случай из его детства, когда физическая сила все же применилась дедом по отношению к нему, но с моей точки зрения в этой истории все было справедливо и заслуженно. Дело было после войны, примерно году в пятидесятом. Дед в ту пору работал учителем литературы в старших классах мужской школы. Приходил он с работы всегда предсказуемо точно и два раза в неделю по строго заведенным дням приносил из «Метрополя» для домашних торт, который всегда водружался им в раскрытом виде в центре обеденного стола в гостиной. После этого действа он удалялся в свою комнату, переодевался, просматривал и разбирал почту, ученические тетради и готовился к обеду, а женщины начинали активно хлопотать и суетиться на кухне, заканчивая последние приготовления перед выносом блюд. Не дай им бог задержать обед или подать что-то не в рамках заранее оговоренного и утвержденного им меню! Никаких криков и ругани не будет, он просто фыркнет и посмотрит на них своим особым хлестким взглядом, чего окажется вполне достаточно, чтобы вызвать у «провинившихся» домочадцев дискомфорт и чувство собственной неполноценности на долгое время. В этих его жестах нет ни высокомерия, ни злости, ни обиды, он просто всегда и во всем следует заведенному порядку, и если что-то в этом порядке нарушается, то все его существо протестует и начинает исправлять ситуацию. Все кроме папы были при деле, и он в одиночестве стоял в гостиной, взирая на излюбленное лакомство, расположенное в центре стола. Он знал, что дед всегда педантично делит торт на равные части и никогда не делает ни для кого исключений и скидок на возраст. Старшая папина сестренка Аля к сладкому относилась почти равнодушно, а сам он на свою беду был страшным сладкоежкой и буквально мучился, истекая слюной в преддверии послеобеденной порции торта. Но мучился он еще и по другой причине. Несколько недель назад он начал потихоньку подворовывать кусочки торта, откусывая и слизывая языком небольшие слои кремовых и шоколадных башенок, цветков и других фигурок, расположенных сверху.
Все бы ничего, но в последние два раза за столом начали обращать внимание и удивляться прогрессирующей скромности некогда стабильно пышного фирменного кондитерского изделия. И хотя тогда все списали на трюки торговли, папа все же из чувства самосохранения догадывался, что зарываться и дергать тигра за усы — дело опасное.
Он в нерешительности стоял возле торта, мучился, взирая на него, и облизывался. Но любовь к сладкому все же оказалась сильнее и постепенно начала побеждать волю и разум. Он осторожно оглянулся вокруг, прислушался к звукам и, не обнаружив ничего подозрительного, принялся за ювелирное слизывание вкусностей с поверхности торта. В этот раз он решил не терять благоразумия и сознательно хотел подсократить свои аппетиты. Все шло хорошо и вкусно, но вдруг чья-то ладонь резко опустилась сзади на его голову и с силой вдавила ее в торт. Крем, бисквит, шоколад, смешиваясь, облепляли папины лоб, нос, губы, глаза. Он понял, кто его держит, и не на шутку испугался. Воздуха уже начинало не хватать, но все попытки выбраться из торта пресекались железной рукой, ни на секунду не ослабевавшей хватку. Он напрягал все силы, чтобы выбраться из торта, пытался кричать, но ничего не получалось. Им завладела паника. Вдруг железная рука ослабла, ладонь легла на шею и, сильно сжав пальцы, стремительно вытянула голову из злополучного торта.
— Сегодня пришлось пожертвовать сладким, чтобы вывести раз и навсегда в нашей квартире крысу, — дед брезгливо одернул руку от своего сына, картинно вытер ее о салфетку и принялся испепелять его суровым холодным взглядом. Вышедшие на шум из кухни папины мама, бабушка и сестра со смешанными чувствами взирали за происходящим.