Пили папа с дядей свое холодное пиво после бани с огромным удовольствием, и от них веяло счастьем и свежей радостью. Мне купили бутылку лимонада «Буратино», и я впервые в жизни пил ее без стакана из горлышка, как настоящий взрослый. Лимонад был вкусен как никогда, и выпил его я почти что залпом. Понял я после этого похода в баню, что начался новый этап в моей жизни, и вечером на даче я гордо рассказывал Таньке про свои подвиги в парной и особую мужскую удаль. Слушала меня она с полуоткрытым ртом и завидовала.
Дед же наш с присущим ему индивидуализмом и брезгливостью русскую баню не принимал и никогда в нее не ходил. А обычаи с вениками считал проявлениями варварства, противоречащими культуре и цивилизованному образу жизни. Но я даже и не удивлялся этому, и другое было бы странно. А когда мысленно пытался представить деда в парной, активно орудующего веником, то становилось мне очень смешно. Даже с видом веников он мириться не желал и считал заготовку их глупостью и напрасной тратой времени. А папа с дядей Юрой понимали в заготовке толк и уходили или уезжали далеко в лес, где у них на выбор были все сорта подходящих деревьев: дубы, осины и березы. Развешивались веники для просушки на чердаке, где дед никогда не бывал, и ждали своего момента. Но стоило ему лишь только увидеть нас, шумно собирающихся в баню, как он фыркал, морщился и недоумевал:
— Опять эти варвары с вениками в баню свою отправляются! И что вы находите в этом диком занятии?
Он искал понимания среди нас, но мог найти его лишь среди младших женщин: мамы и тети Али.
— Неужели и вы тоже можете, как сумасшедшие, стегаться этими дурацкими вениками? Это же немыслимо! Первобытное варварство какое-то. Дочь и невестка его успокаивали и с улыбкой поддерживали его позицию. Ну а на старших женщин бабушку и сестру ее бабу Аню он давно уже махнул рукой и с улыбкой считал жену свою «главной заразой» по распространению этой вредной эпидемии в семье. Ведь именно она передала эстафету с вениками сыну, который радостно и энергично ее перехватил.
Папа по характеру своему был добрым и сильным. Обладал он удивительной способностью со всеми ладить и находить общий язык. На одном языке мог он говорить с ученым академиком и дворником, литературоведом и постоянным обитателем пивного ларька. Общался он весело и открыто, и не было в этом общении искусственности и наигранности. За эти качества многие самые разные люди его любили и уважали. Казалось, что соединяет он в душе и характере своем все лучшее, что можно было взять от нашего культурного и интеллигентного деда, но только был папа намного гибче своего отца, и не было в нем совсем упрямства.
Но вместе с этим, жила в его душе какая-то стихийная, крепкая, глубокая сила, которая дремала. Но когда она просыпалась, то захватывала отца без остатка и превращала его в человека, способного устранять любые преграды и достигать любые цели. Сила эта в нем была какая-то даже нечеловеческая и часто меня пугала. Что-то было в нем от героев Джека Лондона: мороза и холода он не боялся, никогда ни на что не жаловался, был неприхотлив в своих аппетитах и желаниях и напрочь игнорировал лекарства вместе с докторами, считая, что и без них он прекрасно обходится.
Говорил он, шутя, что «есть живые и мертвые, а больных не бывает, и если живой ты, то находи силы в себе самом». Удивительно это все было еще и тем, что дед наш был полной противоположностью своему сыну. Он регулярно консультировался с врачами, всегда выполнял их рекомендации и принимал много лекарств.
Мог папа в порыве своей внезапной радости, смеясь, схватить меня и подолгу тискать, целовать и подбрасывать к потолку, и я не имел возможности даже ни пикнуть, ни выдохнуть. Но если был я в чем-то серьезном виновен, то вскипал папа молниеносно, глаза его выскакивали из орбит от прилива ярости, и сильно сдерживал себя он, чтобы не прибить меня. Чувствовал я это всем своим существом и боялся, что когда-нибудь не сможет он себя сдержать. И перепадало мне от него частенько, но в большей степени виноват в этом был сам я.
Вставал папа всегда очень рано и начинал сразу же активно жить и действовать, заражая своей кипучей энергией все окружающее его пространство. Работать он любил и никогда от работы не уклонялся. Был у него жизненный принцип: «Есть такое слово — Надо!» И всегда в жизни своей он его держался. Одним из любимых папиных фильмов был фильм «Коммунист», где главный герой, в блестящем исполнении Евгения Урбанского, преодолевал любые трудности и бедствия, не жалел себя и не боялся смерти. И хотя отделяло нас много времени от событий, показанных в фильме, и жили мы в мирное время, но отец мой по характеру и силе духа своему очень напоминал мне главного героя.