Счастливая находка

Как только в приемной раздался голос Грэхема, на пороге кабинета появился Райли. Он был в рубашке и галстуке, с двухдневной щетиной на подбородке.

«Господи, укрепи меня!» — стала молиться Александра.

Накаченные мускулы Грэхема блестели от пота. Однако Райли, несмотря на явные достоинства Грэхема и то обстоятельство, что сам он не удосужился за несколько дней ей хоть раз позвонить, посмотрел на Александру с удивлением: мол, ты до сих пор не дала этому человеку отставку?

Такой великолепный и такой высокомерный! Она никогда не свяжет свою судьбу с человеком, который настолько уверен в своем превосходстве. Безмятежно улыбнувшись, она представила ему Грэхема. Мужчины крепко пожали друг другу руки. К удивлению Александры Райли стал расспрашивать Грэхема о его увлечении спортом.

— Я участвую в соревнованиях по троеборью: заплыв на 750 метров, велосипедная гонка на 85 километров и бег на 20 километров. А сейчас я тренируюсь и…

— Ты сказала «плакат»? — спросила Александра у Роны, глянув исподтишка на Райли, которому явно были неинтересны подробности, столь обожаемые Грэхемом. — Какой плакат? — Едва задав этот вопрос, она уже знала, о каком плакате идет речь. — Неужели плакат с Джиной Эспозито на Милтон-роуд? — Что Рона сделала: пририсовала бороду и зачернила зубы или, не дай Бог, что-то написала? Рона знала много крепких словечек. — И как же ты до него достала? — спросила Александра, припомнив размер плаката и на какой высоте он был установлен.

Рона стала что-то говорить о друге, у которого был друг, обладатель грузовика с подъемным устройством.

— Я надела комбинезон, — объясняла Рона. — Никто меня не остановил. Наверно, все думали, что я автор плаката. К сожалению, мимо проезжала полицейская машина… Скоро обо всем узнали на телеканале и прислали оператора. Не думаю, что этим заинтересуются другие каналы. Они вряд ли захотят делать рекламу программе новостей третьего канала, ведь так?

— Я отвезу Рону и тебя домой, — тоном, не терпящим возражений, произнес Райли.

— Не беспокойся. Мы доберемся автобусом.

Но Рона уже приняла предложение Райли, считая это знаком того, что ее простили. Стиснув зубы, Александра пошла за матерью. Она поедет, сказала она себе, только для того, чтобы увидеть, что Рона написала на плакате.

По мере приближения к Милтон-роуд напряжение Александры росло. Она со страхом ожидала, в какую уродливую форму обратились боль и ярость матери, и отчаянно надеялась, что Рона не выколола смеющейся Джине глаза и не вырвала клок ее гладкой щеки. То-то будет праздник у всех этих папарацци: стареющая брошенная жена из ревности изуродовала молодую красивую соперницу.

Но когда Александра увидела, что сделала Рона, у нее даже захватило дух. Не было никаких безумных мазков, ни рваного холста. Джина Эспозито была такая же красивая и улыбающаяся. Но она выглядела старше, и ее улыбка не была такой самодовольной, как прежде.

— Рона, — дрогнувшим голосом обратилась к ней Александра.

— Я ее немного состарила. Теперь она выглядит на сорок пять. Мне было сорок пять, когда он бросил меня на холме.

У Александры защемило сердце. Тени под прекрасными карими глазами Джины, еле заметные морщины были сделаны искусно и даже с долей симпатии.

— Забавно, как мы, женщины, всегда ненавидим ту, ради которой нас покинули. Но нам необходимо ненавидеть ее, потому что мы не можем перестать любить его. — Рона вздохнула. — Она, возможно, думает, что ее никогда не бросят, что она никогда не состарится, а если и думает, то надеется, что в его глазах она всегда будет молодой и прекрасной. Я тоже так думала. — Рона посмотрела на плакат. — Это мое напоминание Джине, и она должна быть мне за это благодарна.

Когда зажегся зеленый свет и машина тронулась, Александра обернулась, чтобы еще раз взглянуть на плакат в заднее стекло. С плаката на нее смотрела настоящая женщина, которую Рона уже не ненавидела.

На веранде Рону ждали студенты. Она обняла Александру и, заставив Райли назначить время, когда он сможет приехать к ней позировать, пошла к дому походкой человека, которого только что выпустили из тюрьмы.

Райли посмотрел на Александру.

— Высади меня на Элизабет-стрит, — попросила она. — Я сяду на автобус.

Он не удостоил ее ни ответом, ни взглядом и свернул на шоссе. Громкая музыка, доносившаяся из динамика, делала разговор невозможным. Она хотела было спросить у него название песни, которую он играл в клубе, но передумала.

Райли свернул с шоссе, и они увидели впереди мчавшегося на бешеной скорости велосипедиста в ярко-желтой спортивной форме.

— Да это, верно, Гроувер, — заметил Райли.

— Грэхем, — поправила его Александра и посмотрела на часы. — Тридцать пять минут. Грэхему понравится такой результат.

— Да, это будет замечательный союз, — протянул Райли.

— Тебя это не касается, Райли, — невозмутимо ответила Александра.

Они попали в пробку, и машина ползла еле-еле.