Глаза ее опять напоминали расплавленное золото, в них бушевало неукротимое пламя. Благоухание вербены опять щекотало ноздри. Теплое тело льнуло к нему. Что он за подлец: заигрывает с женщиной, которая боготворит его старшего брата! Его влечет к одной, в то время как любит он другую!
Да, будь он порядочным человеком, признался бы юной княжне в том, что очарован ею! Предупредил бы бедную девушку. И она обратилась бы в бегство…
Глаза его потемнели, обрели новую глубину. Теперь они казались скорее синими, нежели серыми, и сверкали, словно драгоценные камни. Хотя рассудок требовал оттолкнуть его, Жюли не двигалась с места.
Адам медленно размотал косу и выпустил ее из рук, отпуская пленницу.
— А теперь, Жюли? Вы по-прежнему хотите со мной поехать?
— Да, — Голос ее звучал тихо, но твердо.
— Вы настолько храбры или настолько глупы? Или наивны?
— Нет, я отнюдь не наивна и особой храбростью тоже не отличаюсь. Глупа? — Жюли пожала плечами. — Возможно.
— Разве вы не поняли? — Адам схватил ее за плечи. — Разве вы не поняли, что меня влечет к вам? И мы будем путешествовать вместе как муж и жена. Вы представляете себе ситуацию?
— Я не боюсь вас, Адам.
— А следовало бы.
Жюли улыбнулась:
— Нет, Адам. Вы не возьмете силой то, что я не уступлю по доброй воле, и мы оба это знаем.
На секунду задумавшись, он признал справедливость ее слов.
— Вашу руку, — чтобы скрепить соглашение!
Жюли протянула ладонь. Адам церемонно пожал ее, не отрывая глаз от девичьих уст. Она ощутила его взгляд на своих губах так же отчетливо, как если бы речь шла о физическом прикосновении. Жаркая волна всколыхнулась в груди, и девушка задумалась, не совершает ли непоправимой ошибки. Но мгновение ушло, и юная княжна прогнала страх. Ее сердце принадлежит другому — она в безопасности.
Жюли вышла из палаты. Адам нахмурился, гадая, прав ли он. Но тут же заверил себя, что прав. Он любит другую — он в безопасности.
5
Часы пробили полночь. Жюли вздрогнула, заслышав стук колес по мостовой. Сердце учащенно забилось. Беппо поднял голову и поглядел на хозяйку грустными, карими глазами. Нагнувшись, хозяйка в последний раз прижалась щекой к пушистой шерсти. Затем, не таясь, сбежала по лестнице в холл. Родители ее укатили-таки в Париж, и Жюли не опасалась, что ее остановят.
Заранее упакованные вещи громоздились у стены. Девушка отворила тяжелую входную дверь. Но тут же вернулась и на мгновение присела на один из чемоданов. Воистину доброе предзнаменование: она не забыла соблюсти древний обычай, без которого ни один русский в путешествие не отправится!
В голове молнией вспыхнула мысль: она убегает от мучительно-сладкой любви к Ференцу Батьяни, но при этом спешит навстречу Адаму Батьяни! Жюли предпочла не вдумываться в парадокс и приняла его как некую незыблемую истину.
Однако при мысли о письме, оставленном на столе в библиотеке, сердце Жюли сжалось от горя. Отец поймет ее. Ведь князь Муромский всегда поступал так, как считал нужным. А мама… Ей ведь однажды тоже пришлось отстаивать свою свободу. На душе у девушки полегчало. Maman все объяснит papa, и они утешат и поддержат друг друга.
Открыв дверь, Жюли подхватила чемоданы, привычно вздернула подбородок и быстро зашагала по садовой дорожке к воротам.
— Жюли! — Адам соскочил с подножки экипажа на землю. — Янош как раз шел помочь вам с вещами. Он принесет остальное.
Адам не сводил восхищенного взгляда с девушки. Где его привычное красноречие? Почему он не находит слов, чтобы сказать Жюли, что перевернул небо и землю, лишь бы они смогли уехать сегодня ночью, пока та не передумала? Он отрывает девушку от семьи, от родного очага. Губит ее репутацию и ставит жизнь под удар ради личной мести. И все только потому, что как последний эгоист желает продлить радость общения с нею…
Жюли покачала головой.
— Это все, что есть.
Янош пробормотал сквозь зубы нечто нелестное, подхватил чемоданы и передал их кучеру. Нахмурившись, Адам шагнул к старику. Взяв за плечо, он сурово отчитал его. Жюли искоса наблюдала за обоими: хозяин и слуга досадовали друг на друга, однако за досадой скрывалась искренняя привязанность.
Затем Адам обернулся к Жюли, и та протянула ему руку, ладонью вверх; теплая волна всколыхнулась в его груди, словно согретый солнцем мед. Он не находил определения этому чувству, но оно заключало в себе и мольбу, и обещание. Шагнув ближе, Адам накрыл ее руку своей, ладонь к ладони, затем поднес к губам.
— Пожелаем друг другу доброго пути. Bon voyage, Жюли!
Прикосновение теплых губ составляло разительный контраст с холодными струями дождя.
— В добрый путь, Адам. — Девушка улыбнулась. — Путь будет добрым, я знаю.
— Ты так уверена? — Юноша многозначительно приподнял бровь. — У тебя есть хрустальный шар или иные средства общения с высшими силами?
Жюли покачала головой.
— Дождь идет.
— Дождь? — недоуменно переспросил Адам.
Жюли кивнула и подставила лицо ливню.
— Дождь благословляет путешественников. — При этих словах ей вспомнился голос матери, повторяющий старинную русскую пословицу, и на глазах выступили слезы.
— Жюли… — Чувство вины ножом впивалось в сердце Адама.