– Лёня хотел сам забрать Диму, да хорошо я увидела – отговорила, всё равно отца просила заехать, вон сумки-то какие, – Зинаида Евгеньевна оперлась о кузов Лёниной «шестерки», – Женя, что ж он всё огрызается, мы ж вам добра желаем, отец верно говорит, за этот месяц, если пару раз дома ночевал, то хорошо. Разве ж это нормально? Сын его и не видит…И ещё, дочь, от него запах все время почти, ты же знаешь отношение папы к этому… У него в салоне теперь, как в пивной. Женька раздраженно перебила:
– Что вы опять ему наговорили? Мама, я же просила… – она пошла в дом, где её ждал разъяренный Лёня:
– До каких пор это будет продолжаться!? – набросился он на неё, – Я
– Сейчас же прекрати кричать! В доме ребенок, ты озверел, что лиили обкурился? Что произошло такого, что ты ведешь себя, как буйно помешенный?
– О да! Про это я тоже выслушал целую лекцию, пока ехал, – Леонид, ты что, пил? – Скажите, пожалуйста, ах, ах, мы же такие трезвенники, и как это в наши ряды затесался такой алкаш! А то, что и их доченька глужбанитрегулярно так, что мама не горюй, они знают, интересно? А? Или только на мне отрываются??
– Перестань орать на весь дом…
– Ну да, – «в доме ребенок, не ори в доме». – Провалился бы он уже куда-нибудь этот дом вместе с вами! Осточертело все! И это мамаша твоя, дура набитая, только и может хлопать глазками, да шептать: «Лёня, Валерий Михайлович просто имел в виду… Папа считает, что вы…» – Леня заметался по комнате, – Боже! Куда я попал, куда?! Лёня рванул на себя дверцу хлипкого шкафчика, которая жалобно взвизгнув, закачалась на одной петле и начал бросать на кровать свои вещи, приговаривая:
– Ноги моей больше не будет в этом хлеву! – он достал спортивную сумку, и, запихивая беспорядочно туда свои вещи, не замечал, что сынуже давно громко плакал, уткнувшись матери в колени. Женя словно застыла, пытаясь собраться с мыслями и начать уже соображать, но у неё это получалось не очень хорошо. Она только знала, что если он сейчас уйдет, случится что-то плохое. И уже сложно будет что-то исправить. Поэтому нельзя его отпускать ни в коем случае. Она ватными руками натянула на плачущего Димку куртку и шапочку, легонько подтолкнув его к двери, велела идти к бабушке.
Когда ребенок ушел, она подошла вплотную к мужу и попыталась обнять.
Лёня убрал её руки с какой-то страдальческой гримасой, произнеся:
«Только этого не хватало, не начинай, пожалуйста, это выглядит очень нелепо и …жалко, не нужно, я ухожу…». Женя остановилась, как вкопанная, с застывшей улыбкой на каменном лице. То, что произошло дальше, иначе, как обоюдным помешательством было не назвать. Лёня направился с сумкой к двери, Женька, пытаясь его задержать, встала в дверях, началась потасовка, в результате которой у неё в руках оказалась Лёнина сумка. Плюнув на вещи, Леонид вышел во двор, Женька босиком побежала за ним и запрыгнула мужу на спину. Не ожидавший такого, скорее от неожиданности, чем от веса маленькой и щуплой жены, Лёня упал на землю вместе с Женькой. Вскрикнув при ударе о землю, она, тем не менее, вскочила на ноги, опрометью бросилась к калитке, закрыла её, и торжественно повернувшись к ковыляющему мужу, демонстративно бросила ключ через забор.