Читаем Счастливая жизнь для осиротевших носочков полностью

Скарлетт росла в окружении детей постарше, что все время подгоняло ее вперед. Она была необычайно любознательной и интересовалась всем на свете. У нее было больше свободы, чем у меня. Иногда она часами каталась на велосипеде или, как сама говорила, «исследовала округу». Еще в начальной школе Скарлетт прогуливала школу, чтобы посчитать время прилива или понаблюдать за тем, как рыбаки ловят омаров. Она нарушала всевозможные запреты и совершала множество глупостей, но всегда выходила сухой из воды – благодаря своим так называемым «fucking good plans» (это одно из немногих выражений, которые она говорила по-английски; между собой мы обычно общались на французском). Она делала кучу ошибок в диктантах, но запоминала бесчисленное количество совершенно бесполезной информации, такой как продолжительность жизни жука, рецепт пад тай и возраст Патрика Суэйзи.

Она проявляла интерес к тому или иному занятию, бралась за него с горячим энтузиазмом, но через несколько недель остывала и бросала. Мама всегда называла меня творческой личностью, но это у Скарлетт от природы было развитое воображение.

Лет до восьми-девяти я много рисовала. Мама меня хвалила. Думаю, у меня и правда были какие-никакие способности. Даже сегодня я с легкостью нарисую пейзаж несколькими штрихами карандаша. Скарлетт не любила рисовать. Ей не хватало терпения. Почти каждую субботу я клала в ранец альбом и карандаши, мы со Скарлетт седлали велосипеды и ехали к заливу Наррагансетт, который желтел полосой пляжа в нескольких милях от дома (в те времена детям не приходилось отправлять родителям свою геолокацию каждые три минуты на случай, если их похитит маньяк). Я рисовала, устроившись на террасе «Пляжного кафе» – нелепой деревянной хижины, стоящей между черных камней в отдаленном уголке пляжа, который покрывали выброшенные на берег ракушки. Ее владелец Джимми (до сих пор не знаю его фамилии), высокий, широкоплечий мужчина, похожий на плюшевого мишку, каждый високосный год красил стены в ярко-бирюзовый цвет. Под натиском солнца, соленой воды и суровых род-алендских зим стены выцветали и через четыре года становились пастельно-голубыми. Краска отслаивалась, и казалось, что белый песок покрывают маленькие кусочки неба…

За исключением июля и августа, когда «Пляжное кафе» было переполнено отдыхающими, Джимми позволял мне садиться за свободный столик, хотя из-за отсутствия денег я никогда ничего не заказывала. Пока я рисовала, Скарлетт в любое время года опускала ноги в воду и собирала ракушки. Обычно ее было тяжело удержать на одном месте, но она могла часами сидеть на песке, глядя на воды Атлантического океана. Иногда я садилась рядом и внимательно смотрела на волны, пытаясь понять, что в них интересного. Я так и не поняла.

Дождь нас не останавливал – мы просто накидывали дождевики и крутили педали медленнее, потому что тормоза работали хуже. Однажды в конце октября хлынул настоящий ливень. Джимми заставил меня войти в кафе, а сам отправился на пляж – искать Скарлетт. Ему пришлось пообещать ей горячий шоколад, чтобы уговорить пойти с ним.

Мы были единственными посетителями. Джимми поставил перед нами две большие красные кружки с горячим шоколадом, покрытым взбитыми сливками и маленькими зефирками – согласно меню, такие стоили по три доллара за штуку.

– За счет заведения! – объявил Джимми своим громоподобным голосом, в котором звучало столько доброты, что он никогда никого не пугал.

Я поделилась со Скарлетт карандашами и альбомным листом, мы потягивали горячий шоколад и рисовали, пока дождь не стих. Я до сих пор помню ее удивленную улыбку и длинные влажные ресницы, которые затрепетали от удовольствия, когда она поднесла к губам красную кружку. Я помню, как вода капала с ее волос на розовый свитер с широким вырезом. Скарлетт всю жизнь донашивала за мной одежду. Она всегда была немного меньше меня, и мама считала, что покупать ей новые вещи – напрасная трата денег.

Потом Скарлетт показала мне свой рисунок, на котором был изображен пляж Наррагансетт, но с голубым песком и розовым небом, украшенным воздушными змеями. А на месте кафе находился величественный дом с башней и верандой.

– Что это за дом? – удивленно спросила я.

Мои рисунки соответствовали реальности вплоть до мелочей, мне и в голову не приходило изобразить то, чего не существует.

– Я построю его, когда разбогатею, и подарю маме. Там будет огромный игровой зал и бассейн с шариками, его мы поставим в нашей комнате. А еще горка, ведущая прямиком на кухню. И мы будем есть блинчики каждый день!

– В таком большом доме у каждой из нас могла бы быть отдельная комната, – заметила я.

Задумавшись, Скарлетт пожевала кончик цветного карандаша и непреклонно ответила:

– Нет, я хочу спать с тобой.

Вечером, когда мы вернулись домой, промокшие после езды на велосипеде, мама отправила нас в горячий душ. Потом я пришла на кухню, откуда доносился дразнящий запах макарон с сыром. Мама внимательно рассматривала рисунок Скарлетт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Известный французский писатель и ученый-искусствовед размышляет о влиянии, которое оказали на жизнь и творчество знаменитых художников их возлюбленные. В книге десять глав – десять историй известных всему миру любовных пар. Огюст Роден и Камилла Клодель; Эдвард Мунк и Тулла Ларсен; Альма Малер и Оскар Кокошка; Пабло Пикассо и Дора Маар; Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн; Сальвадор Дали и Гала; Антуан де Сент-Экзюпери и Консуэло; Ман Рэй и Ли Миллер; Бальтюс и Сэцуко Идэта; Маргерит Дюрас и Ян Андреа. Гениальные художники создавали бессмертные произведения, а замечательные женщины разделяли их судьбу в бедности и богатстве, в радости и горе, любили, ревновали, страдали и расставались, обрекая себя на одиночество. Эта книга – история сложных взаимоотношений людей, которые пытались найти равновесие между творческим уединением и желанием быть рядом с тем, кто силой своей любви и богатством личности вдохновляет на создание великих произведений искусства.

Ален Вирконделе

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография