Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Потом мы с Джереми несколько долгих секунд растерянно смотрим друг на друга. Его глаза все такие же голубые и ясные. Он не изменился, разве что щетина теперь чуть короче и кажется тенью на лице. Он одет в простые джинсы и светло-серую футболку. Мимо проходят прохожие, две девочки за соседним столиком хохочут, декламируя фразы из какого-то фильма. Мы с Джереми одновременно открываем рот и тут же закрываем, чтобы дать возможность начать другому.

– Рад тебя видеть, – наконец говорит он.

Всего лишь три коротких слова, произнесенные этим серьезным, спокойным голосом, а я уже таю. Киваю.

– Какой у тебя срок? – осторожно спрашивает Джереми, указывая на мой живот.

Я практически вижу, как мысленно он проводит подсчеты, пытаясь понять, может ли быть отцом, а если нет, то сколько времени мне понадобилось, чтобы найти кого-то другого. Я знаю, что на этот раз не смогу убежать, не дав правдивого объяснения. Поэтому делаю глубокий вдох и начинаю говорить:

– Несколько лет назад я потеряла сестру. Ты должен знать, что с тех пор я сломлена…

Голос у меня дрожит и ломается. Девочки за соседнем столике начинают говорить о волейболе. По набережной, нежно прижавшись друг к другу, проходит пара. Следом за ними идет маленький мальчик, спрашивая: «Когда мы уже придем?» Джереми наклоняется и осторожно накрывает своими руками мои, словно величайшую драгоценность на свете. И я рассказываю ему всю правду, начиная с самого начала.

Пять лет спустя

С террасы «Пляжного кафе» мне видно, как паромы медленно плывут по глубокому синему морю. Слышны крики чаек и плеск волн о причал. Я подношу к губам кружку с горячим шоколадом, делаю глоток и позволяю себе окунуться в воспоминания.

После трех лет работы в крупной промышленной компании Реда добился, чтобы его перевели в Америку. Сейчас он живет в Одессе, которая в глубине штата Техас. Я пыталась объяснить, что Одесса не имеет ничего общего с Нью-Йорком, но Реда и слышать ничего не хотел. Он сменил бейсболку на ковбойскую шляпу и первым же самолетом вылетел в Хьюстон. Как ни странно, он обожает техасцев… Предполагаю, что со времен наших кофе-брейков его английский не сильно улучшился. Виктуар написала программу, которая анализирует социальное поведение и подбирает реакцию, исходя из ситуации и культурных реалий. Программа пользуется бешеной популярностью (особенно у мигрантов, стремящихся перенять местный менталитет), но сама Виктуар никогда не прибегает к ее помощи, поскольку не видит смысла говорить не то, что думает.

Крис и Саранья тоже выпустили свое приложение (у которого уже десятки тысяч скачиваний), однако не заработали на нем ни евро, поскольку решили оставить его бесплатным. «Это еще один способ воссоединить осиротевшие носочки», – объясняет Крис озадаченным журналистам во время своих интервью. Кроме того, Крис продолжает основывать провальные стартапы – теперь с еще большим пылом, потому что стал миллионером благодаря своей книге «Слава неудачам, или Как меня почти одолела посредственность», которая была переведена на девятнадцать языков и продана миллионными тиражами по всему миру. К сожалению, Крис отказывается писать следующую книгу. Надо упомянуть, что он насмерть разругался со своим издателем, который зарубил первоначальное название – «Жизнь мечты осиротевших носочков», – поскольку оно якобы не подходило к содержанию книги. А жаль. Название мне очень нравится.

Два года назад я переоформила паспорт на свое настоящее имя и официально снова стала Скарлетт – к большой радости сотрудницы администрации, следившей за историей моего воскрешения в газетах. Я оставила фамилию матери и отказалась от фамилии отца, поэтому в Америку вернулась как Скарлетт Ривьер, женщина с французским гражданством. Паспортный контроль я проходила, затаив дыхание, и была жутко горда тем, что обманула систему – совсем как тогда, когда подростком всеми мыслимыми и немыслимыми способами пыталась нарушить школьные правила.

Я поехала к маме, чтобы познакомить Фред и Джорджа с бабушкой. Знаю, Алиса бы этого хотела. Как и во времена нашего детства, входная дверь оказалась открыта. Я держала близнецов за руки. Присутствие детей придавало мне храбрости. Было очень страшно. Ничего не изменилось: вековые клены, как и раньше, были покрыты золотистыми листьями, на створчатых окнах по-прежнему висели выцветшие занавески, гамак все так же скрипел… Вот только с тех пор, как избрали Трампа, американский флаг больше не развевался над крыльцом. Я отодвинула москитную сетку и вошла на кухню. Мама работала за компьютером. Она посмотрела на меня, а потом ее взгляд упал на Фредерику, которая в два года уже была точной копией Алисы. Я вижу сестру в каждой ее улыбке. Мама сняла очки, потерла уставшие от работы на компьютере глаза и разрыдалась, когда поняла, что это не сон. Даже сейчас мы с мамой не особо близки, но с годами наши отношения потеплели. Раз в год, осенью, я привожу ей внуков. Она их обожает.