Счастливая жизнь для осиротевших носочков

– Я не знала… Сандра… Вы были друзьями… Ты не сказал… – вырывается у меня. Это не имеет никакого отношения к нашего разговору, но теперь, когда я знаю о потере Джереми, мне почему-то хочется его утешить. Хочется объяснить: я понимаю, каково это. Мне знакомы такие раны, которые заживают только внешне, но под иллюзией исцеления скрывается пропасть тьмы и одиночества.

– Думаю, мы многое друг другу не сказали, – немного помолчав, отвечает Джереми с сожалением в голосе.

Киваю. Мне хочется рассказать ему о тысяче, миллиарде вещей, я бы могла говорить месяцами… Мне хочется, чтобы он спросил меня о том, что произошло. Хочется положить голову ему на плечо. Хочется, чтобы он утешил меня, как делал уже множество раз… Но он не делает ни шага в мою сторону и всем своим видом показывает, что хочет установить между нами дистанцию: сжатые челюсти, нейтральное выражение лица, куртка, которую он даже не потрудился снять…

В любом случае, уже слишком поздно. Я так долго молилась потолку нашей спальни в Квинстауне о возвращении отца, что не осмелюсь погасить лучезарную улыбку Зои, которая радуется возвращению матери. Мне хочется плакать, но я пытаюсь улыбаться и не могу отделаться от мысли, что у Джереми такие же голубые глаза, как у Лиама Галлахера. Уж не Алиса ли послала мне его?..

– Мне нужно извиниться. Я не хотела, чтобы все так обернулось. Время, которое мы провели вместе, много для меня значит. Правда, много.

– Хорошо.

Этот слово возвращает меня к одному из наших первых разговоров, когда я извинилась за свое поведение после собеседования, а Джереми точно таким же флегматичным тоном ответил мне простым «хорошо».

– «Хорошо» в смысле «никаких обид, проехали»?

Джереми улыбается, хотя глаза его полны печали.

– «Хорошо» в смысле «я никогда не обижаюсь на людей за то, что они говорят, что думают. Даже если они неправы».

Киваю.

– Спасибо, – шепчу я.

– Что касается твоей тайны, то я сохраню ее.

Я выхожу и осторожно закрываю за собой стеклянную дверь с таким чувством, будто оставляю за ней свое сердце. По дороге к моему столу мне встречается Зои. Баночка апельсинового сока стоит у нее на книге, как на подносе. Девочка осторожно идет по опенспейсу, разговаривая сама с собой и косясь на челку, которая падает ей на нос.

– Тебе помочь, Зои?

– Нет, но у меня кое-что для тебя есть! – восклицает Зои, подпрыгивая от энтузиазма.

В последнюю секунду успеваю поймать баночку, которая чуть не упала. Зои открывает книгу, и у меня замирает сердце. Между страницами романа закладкой лежит мой браслет.

– Ты забыла его у папы, – объясняет Зои, протягивая его мне.

Одно прикосновение к браслету вызывает у меня бурю эмоций. «Теперь с тобой всегда будет частичка меня», – сказала мне Алиса.

– Спасибо, Зои. Этот браслет очень много для меня значит.

Рассматриваю тонкую позолоченную цепочку. Застежка сломана, но ее легко отремонтировать. Бережно убираю браслет в бумажник.

– Подожди, – говорю, повернувшись к девочке, – я сделаю тебе новую закладку.

С этими словами я беру лист бумаги и ножницами вырезаю из него закладку. Потом кладу ее между страницами книги и натыкаюсь на небольшую фразу. Или, точнее, на два имени, которые бросаются мне в глаза.

– Все хорошо, Алиса? – спрашивает Зои. – Ты вся белая. Это из-за «Гарри Поттера»? Тебе тоже нравятся Фред и Джордж?

* * *

Придя домой, я первым же делом бросаюсь к тумбочке у кровати, выдвигаю ящик и достаю оттуда блокнот, в котором Алиса вела свой дневник. Слова на обложке насмехаются надо мной. «Нет случая – есть только встречи». Поль Элюар, французский поэт. Почему моя сестра выбрала блокнот с этой цитатой? Она часто повторяла, что совпадения – это просто события с низкой статистической вероятностью. Перелистываю страницы в поисках нужной и, задумавшись, рассеянно поглаживаю Дэвида, который устроился у меня на коленях.

– Ты веришь в совпадения?