Счастливая звезда (Альтаир)

Женя и Вадим сдружились еще в экспедиции, но никто из них не вспоминал о Наде, боясь либо обидеть друга, либо нечаянно тронуть незажившую рану. Разговора об этом не было, но каждый решил про себя, что девушка, которая не ценит дружбу и высмеивает любовь, не достойна ни дружбы, ни любви. Надо хоть немножко помочь ей исправиться.

Об этом Надюша ничего не знала, терзалась догадками, искала соперниц — и не находила. Ни одной девушке ни Вадим, ни Женя не отдавали видимого предпочтения. Ко всем — и к студенткам радиоинститута и к сотрудницам института метеорологии, где работал Вадим, бывшие Надины оруженосцы относились одинаково. «Может, во всем виновата летчица? Ведь ею ужасно восхищались ребята…» — мучительно раздумывала Надя.

Рядом с ней сидел Вадим. Что ж, сосед как сосед! В меру заботлив, вежлив, наливает нарзан, передает тарелки с закусками, но ни в голосе его, ни во взгляде Надюша не замечает привычной нежности, той, что возвышает девушку в ее же глазах. Надя искала причину странного холодка и обидчиво хмурилась.

Начиналась цветная передача с северного строительства. Пока были вскрыты рудные пласты, а скоро здесь вырастет большой город. Мерцающая звездочка, которая сейчас светилась на экране, указывала лишь место будущего города за Полярным кругом. Телекамера находилась на самолете, поднялся он очень высоко, поэтому только и видна звездочка.

Но вот самолет стал быстро снижаться. Темнота уплыла за края экрана, в центре его светился кратер, наполненный до краев не кипящей лавой, а точно гигантскими раскаленными спицами. Это лучи прожекторов. Они ползали, как живые, упирались в края кратера, скользили вниз, где сразу укорачивались и пропадали. В другом месте мягко прыгали голубые фосфоресцирующие мячи и, взлетая вверх, лопались, окутывая кратер светлым дымком.

Самолет с телекамерой спускается ниже. На экране мелькают расплывчатые отблески. Изображение становится четче, яснее. Темная, будто залитая тушью, тундровая степь. Блестит, как серебряная стружка, извивающаяся река. Рядом вспыхивают и гаснут огни, а вдали виднеется светлая поверхность моря.

Медленно плыл самолет над землей, и глаз телекамеры смотрел вниз, на суровую северную природу. Все, что он видел, превращалось в электрические токи, попадало на передатчик, потом вниз, на контрольный приемный пункт, где сейчас дежурил инженер Дерябин, потом, по «системе Бабкина», через радиопрожектор — на зеркало диска и наконец в квартиру Вячеслава Акимовича. Он, так же как и многие другие специалисты, принимающие эту пробную передачу в разных концах страны, смотрел не только на экран, но и в программу испытаний, где было подробно указано, что и в какое время будет передаваться, отмечены высоты подъема диска и самолетов, приложена схема, в каких местах установлены наземные телекамеры.

В левом углу экрана появилась яркая звезда, она мерцала, как Сириус в вечернем небе, иногда пропадала совсем, — возможно, проносились мимо ветром гонимые облака.

На облачном фоне вспыхнула красная цифра «3». Пичуев посмотрел в программу. Сейчас Борис Захарович Дерябин переключит телекамеры, передача пойдет с вертолета.

Лева пододвинулся поближе, чтоб рассмотреть все детали. Видно, Набатников всерьез увлек его своей мечтой о «теплых городах». В грудах развороченной земли Лева уже видел осуществление этой мечты.

Сияющее полукольцо сигнальных огней, зажглись они на ветряках, опоясывающих город. Лева смотрел и радовался. Ветер перестал быть врагом, воспетое поэтами ледяное дыхание превращалось в тепло. Ветер не выдует его из домов, наполовину спрятанных в толще земли, не выгонит с улиц теплого города. Не гулять здесь ветру, за новыми горами. Впрочем, не гулять и Леве.

«А как бы хотелось!» — в надежде подумал он.

Борис Захарович Дерябин, старый инженер-радист, поехал туда в командировку. Счастливый? Нет, не очень. Он должен приехать обратно. Старые привычки: обжитый дом, теплые ночные туфли под кроватью с левой стороны. Трудно ему расставаться с будущим теплым городом, но еще труднее позабыть о теплом доме на Садовой, где он прожил всю жизнь. Лева — счастливее. «Ничего нет, никаких привычек, дома тоже нет. Свою квартиру, или даже комнату, не заработал еще, живу в долг. Туфель ночных тоже нет. Ни с какой стороны — ни с правой, ни с левой. Тапочки в разных местах. Свободен. — И Лева решил, как только окончит институт, просить послать его на Север. — Папа и мама? Но ведь они умные, чуткие. Поймут».

Рядом с Левой, возле самого телевизора, сидел Пичуев и что-то отмечал в тетради. Остальные зрители расположились на диване.

Надюша уютно устроилась в кресле, откуда было видно всех. Это ей нравилось: можно незаметно наблюдать за лицами. В данную минуту ее интересовал Вячеслав Акимович, он дважды видел пробную передачу со строительства, а потому лицо его было спокойным и деловитым.