— Правда всегда моя. Лучше оставайся своим прежним именем — Суслик. Всё равно тебе, ветрогону, не угодишь.
— Как ты сказал?! — вскричал Суслик.
— Я ничего, — Хома даже отступил.
Но Суслик крепко схватил его за плечи и громко расцеловал.
— Спасибо, друг.
— За что?
— Имя нашёл. Точное, звучное, красивое
— Какое? — тут и старина Ёж ошалел.
— Ветрогон! — гордо заявил Суслик. — Так теперь меня и называйте. Ветрогон — значит, быстрый. Так ношусь, что ветер обгоняю!
— Когда это было? — удивился Хома.
— Вспомни, как я недавно от Лисы удирал!
И Суслик, с ветром наперегонки, умчался к Зайцу — хвалиться своим новым именем.
— Знаешь, Хома, — сказал старина Ёж, когда они остались одни, — ветрогон — значит, легкомысленный. То ли ветер в голове гуляет, то ли ветром его гоняет.
— Зато красиво и звучно.
— И до чего точно! — усмехнулся Ёж. — Точнее не скажешь.
— Кто придумал! — заважничал Хома.
Больше они об этом не говорили. Понравилось имя лучшему другу? Понравилось. Лишнее доказательство, что он ветрогон. Так ему, ветрогону, и надо!
Да только не прижилось это звучное, точное и красивое имя. Привыкли все Суслика Сусликом называть.
Жаль, они никогда не узнали, как перепугалась Лиса, когда Хома Гиганта позвал.
Так и не стал Суслик Гигантом.
А если вдуматься, красивое всё же имя — Суслик. Ласковое и точное. И очень звучное. Далеко звучит-разносится:
— Су-у-сли-и-ик…
Как Хома в чужом глазу бревно заметил
Попала как-то Хоме соринка в глаз. Суслик её не только заметил, но и вынуть помог.
Хорошее дело сделал. Зато уж и расхвастался перед всеми!
К Ежу пришёл:
— Я у Хомы соринку в глазу заметил и вынул!
Затем к Зайцу:
— Я у Хомы соринку из глаза убрал!
Даже Лисе крикнул издали:
— Я у Хомы соринку…
— Слышала, — недовольно прервала она. — Мог бы и не заметить, тогда и он бы меня не так замечал.
А уж перед самим Хомой Суслик до чего заносился!
Чуть что:
— Помнишь, слепота, как я соринку в твоём неосторожном глазу нашёл? Разве можно таким незрячим быть! — осуждал он.
До того он с этим надоел, что Хома всерьёз подумывал, не засорить ли себе нарочно глаза, а заодно и уши, чтобы только Суслика не видеть и не слышать.
Напрасно Хома надеялся, что Суслик вскоре забудет о своём подвиге. Ничуть не бывало. Каждое утро подступал к Хоме. И в глаза ему пытливо заглядывал. Может, опять что-то есть?..
И так по нескольку раз в день.
А однажды и ночью разбудил. Склонился над ним сердито:
— Мне сон приснился, что ты, неловкий растяпа, оба глаза себе засорил. Ты же такой рассеянный, за тобой глаз да глаз нужен!
Ну прямо житья от лучшего друга не стало. Глаза бы его не видели!
И всё-таки есть на свете справедливость.
Есть она, есть.
Шли Хома и Суслик по тропе через рощу — на Дальнее поле.
Суслик по вредной привычке нет-нет да и заглядывал Хоме в глаза: не видно ли там чего-нибудь новенького. Можно подумать, они всё время засоряются.
И Хома, совершенно случайно, тоже взглянул в глаза настырного друга.
Батюшки мои! Он мигом отшвырнул Суслика в сторону, и сам отскочил подальше.
Тут же с грохотом рухнуло здоровенное дерево — поперёк тропы. Гул по роще пошёл!
Это дерево давно здесь стояло засохшее. Бревно бревном.
Ни жив ни мёртв поднялся Суслик с земли.
— Я в твоём глазу вдруг бревно заметил, — тяжело дыша, сказал Хома. — Вижу, прямо на тебя падает!
— Оно в моём зрачке отразилось, да? — никак не мог прийти в себя Суслик.
— Оно бы на всём тебе отразилось, если б не я.
— А в твоих глазах не было видно, — переживал Суслик.
— В чужих ты любую соринку видишь, а в своих бревно не замечаешь.
После этого Суслик напрочь отвязался от глупой привычки — в чужих глазах мусор искать.
А ведь он уже и к старине Ежу, и к Зайцу-толстуну присматривался. Спас их Хома невольно от глазастого Суслика.
Никогда потом, ни в глаза, ни за глаза, не хвастался Хома своей удивительной зоркостью. И не попрекал лучшего друга тем, что тот здоровенных брёвен в упор не видит.
Лишь иногда, когда Суслик принимался кого-то осуждать, Хома поглядывал на его гневные зрачки: нет ли там нового тяжёлого бревна.
А что, бывает!
Как Хома на ноги встал
Нравилось Хоме иногда поболеть. У больных времени свободного много. Капризничать разрешается. И кормят вкусно.
А ещё командовать можно над всеми, кто тебя любит: пойди туда, приди сюда, подай то, убери это.
Пока ты болен, что хочешь, то и делаешь. А близкие твои желания исполняют.
Все к тебе приходят с гостинцами. Улыбаются, соглашаются с тобою. И говорят тихо, ласково. Райская жизнь. Так бы всегда!
В один ненастный прекрасный день доктор Дятел поставил Хоме диагноз, что по-звериному означает — заключение врачом. Причём это заключение было не какое-то больничное, строгое, а домашнее, режимное. Домашний режим.
Дятел нашёл у Хомы всего лишь простуду на сыром ветерке. И велел — в норе пока посидеть, на волю ни ногой!
Теперь и отдохнуть можно вволю. Хочешь, спи. Не хочешь, не спи'. Полная свобода!
А главное, теперь о еде думать не надо. Лежи и ешь, что другие принесут. Вкусненькое. Куда они денутся!
Это и называется — счастье.
Александр Сергеевич Королев , Андрей Владимирович Фёдоров , Иван Всеволодович Кошкин , Иван Кошкин , Коллектив авторов , Михаил Ларионович Михайлов
Фантастика / Приключения / Исторические приключения / Славянское фэнтези / Фэнтези / Былины, эпопея / Детективы / Боевики / Сказки народов мира