Сначала все шло по плану. Дождавшись назначенного времени, к которому Янина должна была захватить половину вышеперечисленных вражеских объектов, я вышиб двери сокрушительным ударом ноги. (Двери автоматические и открываются при приближении любого предмета. Факт не огорчительный, но не стоит на нем заострять внимание.) После чего произнес заранее подготовленную в мучительных муках творчества речь.
Знаете, через пару секунд у меня сложилось такое впечатление, что ж а меня просто не обращают внимания. Сам капитан, хозяи и этой рухляди с двигателями, его офицерский состав, прилипший к приборам, и даже молоденький юнга, таскающий кофе, удосужились бросить на меня только мимолетный и, ничего не выражающий взгляд. Пустое место.
Я повторил речь террориста. Погромче, но не так уверенно и выразительно. Эффект почти тот же. За небольшим исключением. Хозяин «гадючника» (как хочу, так и называю!), недовольный тем, что его отвлекают от основного места рабюты, скосил на меня глаза и даже не слишком вежливо, перемешивая вопрос непереводимыми космическими еле нгами, пробасил:
– Кто взял на борт клоуна?
Ей—богу не вру. Так и спросил. Кто из вас, мерзавцы, протащил на борт этого второсортного актеришку.
Самое неприятное в работе Ночного Охотника – это когда тебя не понимают. Я так думаю: если вам говорят, что перед вами террорист, то говоривший никак не может оказаться разносчиком гамбургеров. Но что еще более неприятное в той же самой работе, когда на тебя плюют.
Именно это в настоящее время демонстрировал расторопный юнга, подталкивая меня маленьким кулачком по направлению к выходу.
На меня иногда находит. Я эту штуку называю – «регрессирующий приступ несбалансированной скуки». Смысл ее заключается в следующем. Берется (желательно за ноги) объект, вызвавший в организме Охотника (моего) необратимые процессы негодования, и зашвыривается куда—нибудь подальше. Желательно на что—нибудь ценное и нужное. Предположим, на центральный пульт управления двигателями.
Небольшое примечание. Не слишком современные корабли, оснащенные не слишком современными двигателями, имеют не слишком защищенные от подобных проказ пульты управления. До них не то что дотрагиваться боязно, дышать страшно. А когда на все это скопище кнопок, клавиш, тумблеров и переключателей падает молоденький юнга, который обязан в данное время разносить кофе… Ну вы, конечно, понимаете, что происходит?
Лоханка (читайте: космический корабль класса планета – планета) взбрыкивается, словно молоденькая необъезженная лошадка, и начинает рыскать по необъятным просторам космоса, подчиняясь только одной ей известным законам космодинамики. Ужасное зрелище, должен заметить. И это неприятное ощущение может сгладить только одно. Сознание, что это сделано тобой одним.
Как и положено в подобных случаях, мгновенно отключились основные генераторы и корабль погрузился во тьму. Но ненадолго. Ровно через… раз, два, три, четыре… ровно через четыре секунды зажглось аварийное освещение. Плюс – сирена, состоящая из батальона визгливых женщин. Плюс – паника по всему кораблю.
Мне оставалось только не отпускать металлическую стойку и терпеливо дожидаться, когда автоматика приведет системы корабля в нормальное положение и прекратится вся эта невозможная болтанка по космосу.
На все про все потребовалось не так уж и много времени. Что—то около часа. Мне даже порядком наскучило. Вот ведь подлец – юнга, угораздило свалиться так неудобно.
Но рано или поздно все кончается. Когда гнусавый голос бортового компьютера сообщил о полном исправлении неполадок, я имел в наличии двенадцать крепко связанных собственными ремнями офицеров во главе с капитаном. С последним пришлось слегка повозиться. Никак не хотел пойти на мировую. Грязно ругался и все норовил укусить меня за руку. Пришлось слегка его пристукнуть. Пристукнуть? Кто сказал – пристукнуть? Нет, конечно! С таким хорошим парнем всегда можно договориться полюбовно. Будьте добры! Спасибо! Пожалуйста! И по башке, чтоб не кусался.
Дверь в отсек распахнулась и на пороге предстала Янина.
Я почувствовал, что в воздухе запахло насыщенным весьма высоким концентратом озона. Попросту – грозой. И, как всегда, не ошибся.
– Ты что натворил, мерзавец?
Не люблю, когда на меня повышают голос, а тем более лепят мрачные ярлыки.
– Что—то не так? – Хотел было добавить – «дорогая», но сдержался, уткнувшись в гневные глаза напарницы.
– Что ты наделал?
Янина в один миг из разгневанной самки превратилась в кроткую хорошую девочку. Она прислонилась к стенке и сползла на пол.
– Это не я, – попробовал возмутиться я, – это все юнга.
Но все оправдания напрасны, когда Ночной Охотник плачет. А именно этим в данный момент и занималась Янина. Право, я даже не имел представления почему?
– Почему?
Янина растерла слезы по лицу и устало ответила:
– Ты хоть представляешь, в какой точке вселенной мы сейчас находимся.
Я протянул руку к капитану, вырвал у него изо рта кляп и повторил вопрос.