Счастливчик

Теперь ты знаешь. Возможно, это подло с моей стороны, потому что она сама никогда бы тебе этого не рассказала, но ты должен знать. Я очень за нее боюсь, в ее жизни слишком много насилия, она здесь не выживет. Уже умирает.

Мы выдержим, все мы, а Ди — нет. Если освобождение однажды и наступит, она его не дождется.

Я не имею права просить тебя вот так, но я прошу. ВЫТАЩИ ЕЕ. Не знаю как, но сделай это. Если она правда тебе не безразлична, сделай. Что угодно — продай нас всех, забудь про какие-то планы побега, но спаси ее, умоляю. Если Ди погибнет, никакая свобода этого не стоит.

Маргарет П."

"Маргарет П."… "П."? Я ведь даже не знаю ее фамилии.

Сминаю листы в руке. И как ей только удалось свернуть их так, чтобы поместились в ладони?

Думаю некоторое время, потом снова разворачиваю письмо, рву на мелкие кусочки и успокаиваюсь только тогда, когда смываю их в унитаз.

* * *

Четверть часа под ледяными струями душа не помогает, только зубы начинают стучать.

Растираюсь жестким полотенцем, бросаю взгляд в зеркало. Зло усмехаюсь своему отражению с посиневшими от холода губами. Нет никакого замкнутого круга, ты думал? У тебя все получится, ты думал? Получай, получай по полной.

Опираюсь обеими руками о края раковины, опускаю голову и просто стою.

Я в отчаянии, впервые в жизни в настоящей панике.

Когда в десять лет меня похитили враги дяди и заперли на двое суток в холодном гараже в одной пижаме, я испугался, дрожал, как осенний лист на ветру, чихал и сморкался в собственный рукав. Но даже тогда не паниковал — знал, что меня найдут и спасут.

В четырнадцать я угнал флайер и разбил его в горах. Помню, как зацепился крылом, а затем падал и думал: ничего, я же везучий, все обойдется. Никакой паники, только адреналин.

В пятнадцать мы с Лэсли отправились в поход, оторвались от охраны и забрались в пещеры, к которым нам строго-настрого запретили приближаться. Нас искали на огромной территории, а мы не могли выбраться, потому что случился обвал. Тогда Лэс трясся от страха, впадал в истерику и даже один раз плакал. А я? А я травил байки и убеждал его, что все это только временные трудности, всякое бывает, прорвемся. Паниковать? Было бы из-за чего.

Я попадал в тысячи сложных ситуаций, но всегда выходил из них с улыбкой. Но не из-за врожденной везучести и уж точно не благодаря собственному уму — меня спасали. Не впадать в отчаяние и дождаться помощи — единственное, что от меня требовалось.

Убежать из дома и понюхать настоящей жизни? Самостоятельности? Этого ты хотел? Получи. Получи сполна за все годы, когда ты трепал нервы родным и выходил сухим из воды. Получи.

Неужели Мэг правда думает, что я чем-то могу помочь Ди? Чем? Выкрасть ее, спрятать? В сумке у меня припрятан парализатор, а на прикроватной тумбочке набор отверток и кусок разобранного робота. С чем из этого наперевес я пойду спасать Дилайлу?

Попросить Изабеллу? А что мне предложить ей взамен? "Продай нас всех", — пишет Маргарет, видимо, до конца не осознавая, что они уже принадлежат Изабелле и ее таинственному начальству. Нечего продавать. Люди на рудниках — и так собственность наркокорпорации. Я уже сделал самую большую ставку в своей жизни — роботы в обмен на жизни рабов. Что мне делать теперь? Отказаться от всего и попросить освободить одну лишь Ди?

Я… я не могу. Мэг боится, что Дилайла наложит на себя руки. А разве после этого она поступит иначе?

Поднимаю голову. Мне хочется ударить по зеркалу и разбить его. Хочу увидеть круги на его поверхности, осколки и кровь на своих руках… Но так и стою, смотря перед собой. Если разбить зеркало, его просто заменят, как это случилось с погнутой дверью. Это ничего не изменит, ни черта.

Открываю воду, плещу себе на лицо и выхожу из ванной, ничего так и не разбив.

* * *

Провожу день за компьютером. С каким-то остервенением печатаю на голографической клавиатуре, так, что несколько раз рука проходит насквозь, а пальцы бьются о стол (в жизни такого не было).

Удаляю к чертовой матери все, что написал за прошедшую неделю. Начинаю программу с нуля. Пишу почти два часа, снова сношу. И заново.

На запястье надрывается коммуникатор, и я словно выныриваю из транса. Понятия не имею, сколько прошло времени.

— Да, Гай? — отзываюсь, не переставая печатать.

Слышен звук льющейся воды и на ее фоне тихий заговорщический голос:

— Лаки, ты где?

Если Изабелла меня потеряла, пусть проверит маячок и убедится, что никуда я не делся.

— В комнате, — отвечаю. — Где мне еще быть?

— Ты время видел? — по-прежнему тихое, чтобы не услышали, но возмущенное.

— Нет, а что? — не могу даже оторвать взгляд от экрана, пальцы продолжают летать над клавиатурой.

— Ужин, — шипит Гай. — Мама уже трижды спрашивала. Сказала, что, если через пять минут тебя здесь не будет, она разорвет вашу сделку. Я побежал руки помыть и… Ой, — это я вскакиваю с громким ругательством, чем пугаю брата.

— Спасибо, — благодарю уже на бегу. — Ты лучший.