Счастливчик (СИ)

В лагерях электричества не полагалось. Освещать солдатские палатки электричеством, было бы, приблизительно, так же неуместно, как топить печь деньгами. Не было электричества и в Собрании. В первую половину лета по вечерам было настолько светло, что вообще никакого освещения не нужно было. А с половины июля во время ужинов в зале на столе зажигали свечи в бронзовых канделябрах, что в большом, высоком зале было очень красиво. Когда в это время года ужинали на террасе, то на стол ставили свечи с колпаками, что на фоне темного сада было также очень, красиво. Во время же больших обедов в зале зажигали керосино-калильные фонари, которые слегка, шипели, давали избыток белого пронзительного света и были достаточно безобразны. Помню, что председатель Распорядительного комитета, штабс-капитан Н. М. Ляпин, человек хозяйственный, но вкусом не отличавшийся, освещением был очень горд.

Большинство же считало, что с этими фонарями наш прелестный обеденный зал весьма походил на цирк. Но с Н. М. Ляпиным спорить было трудно.

Терраса выходила в сад, который был довольно велик и подходил вплотную к дороге, идущей из Лиды в лагерь. В глубине сада была теннисная площадка, но содержалась она плохо, и вследствие этого, почти никто в теннис не играл, хотя из молодежи некоторые пробовали иногда. Сбоку от теннисной площадки был гимнастический городок, с лестницей, трапецией и кольцами. Тут же стояли параллельные брусья.

Наш полк, как и все войска Виленского военного округа, учился серьезно.

Отношение к солдатам у офицеров было не только хорошее, но даже сердечное. Вместе с тем не возникало даже и тени панибратства.

Битья, в нашем полку практически не существовало. Были отдельные инциденты, но все они не выходили за пределы полка.

А уж про национальность никто не только не спрашивал, но и не думал. Офицеры относились одинаково ко всем без различия вероисповеданий, и занятие привилегированных мест ротных писарей евреями было самым обыкновенным делом.

Вообще же национальный вопрос в Виленской губернии был заметным явлением. Главным являлся польский вопрос. У нас в полку запрещалось говорить по-польски; в дивизии преследовались польские бородки.

Взаимная антипатия между русскими и статскими поляками была. Она выявилась с особой силой при постановке и открытии памятника усмирителю в Литве польского бунта генералу графу Муравьеву в Вильне. Последний, как известно, принявшись за усмирение серьезно, покончил с ним быстро и с меньшими на Литве жертвами, чем того достиг в Привислянском крае более гуманный, как говорили, граф Берг. Событие это произошло задолго до моего выхода в полк. Но отзвуки и споры в обществе, были еще свежи.

***

Сейчас я вспоминаю свой разговор по национальному вопросу со своим ротным командиром, капитаном Гришиным.

— Постановка памятника подняла старые споры. В то время, по городу ходили слухи, что поляки взорвут памятник. Однако все обошлось благополучно.

— А литовский вопрос?

— Литовского вопроса, в то время как бы не существовало. Все литовцы с некоторой гордостью называли себя поляками, поляки же Привислянского края не признавали за поляков не только литовцев, но даже и виленских поляков, говоря про них: "То какой он поляк, он виленский". Я сам это слышал неоднократно. То же самое отношение было и к Лидским полякам.

Я вот помню, что польско-русская вражда не отражалась, однако, на отношениях офицеров. К офицерам — полякам, у себя в полку: с ними мы дружили отлично, поручик Войцеховский он потом перешел в пограничную стражу, капитан Лутковский командир третьей роты, да и сейчас еще служит капитан Каплицкий командиром нестроевой роты. Служили они образцово и товарищами были хорошими. Так, что у нас в полку этого вопроса не было.

— А еврейский вопрос?

— Еврейский вопрос был, но не был так болезнен, как польский. Посудите сами, мы офицеры окружены евреями: портной еврей, сапожник еврей, подрядчики и поставщики евреи, фактор еврей, деньги в долг дает еврей, всюду евреи, и многие весьма симпатичные. И по отношению к ним мы всегда были настроены доброжелательно.

— Ну а как религиозная рознь?

— Религиозная рознь существует наверное, но только не у нас в полку. Но перед каждой пасхой идут разговоры о том, что опять какая-то еврейка где-то скрала или пыталась скрасть какого-то христианского мальчика для надобностей своей пасхи. Кто, где, что и как, никто не знал и не знают, но почти в каждой семье, где есть ребенок мальчик, перед пасхой предупреждают денщика, чтобы он лучше смотрел за ребенком и одного его за ворота не выпускал, мол детей воруют.

Василий Никифорович разгладил усы и подытожил.

— Да Вы и сами убедитесь, наслушаетесь еще этих глупостей. Людская молва! Кем и чем она питается Бог весть. Я в полку уже восемнадцатый год, при мне случаев пропаж не было, но городское население этому верит.

***

Жизнь полка протекала между службой и городскими знакомствами.