Счастливчики

— Ну уж нет! Хотели — пусть слушают! — гаркнул Мохнатый так, что тарелки звякнули. — Шайка вонючек, болтуны пустые, воду в ступе толкли, а парнишка помирал, ведь помирал же! А вы — что? Хоть пальцем шевельнули? За доктором пошли? Мы пошли, чтоб вы знали! Мы, вот этот сеньор, и вон тот сеньор, которому морду разукрасили! И еще сеньор… да, тот… а после хотите, чтобы я пускал в каюту всяких…

Он замолчал — не мог продолжать от волнения. Лопес взял его за руку и пытался усадить, но Мохнатый противился. Тогда Лопес тоже поднялся и встал лицом к лицу с сеньором Трехо.

— Vox populi, vox Dei[92], — сказал он. — Идите завтракайте, сеньор. А вы, сеньор Порриньо, воздержитесь от комментариев, равно как и вы, дамы и барышни.

— Неслыханно! — возопил дон Гало, под дружный хор женских стонов и причитаний. — Давят грубой силой!

— Надо бы всех вас перестрелять до одного! — закричала сеньора Трехо, откидываясь на спинку кресла.

Услышав столь откровенно высказанное желание, публика примолкла, заподозрив, что зашли слишком далеко. Завтрак продолжался под глухое перешептывание, да иногда просверкивал гневный взгляд. Персио, который всегда опаздывал, вдруг появился у столика и подсел к Лопесу.

— Какой парадокс, — сказал Персио, наливая себе кофе. — Агнцы обернулись волками, партия мира стала партией войны.

— Поздновато, — сказал Лопес. — Теперь им бы лучше сидеть по каютам и ждать… хотелось бы знать — чего.

— Тоже не выход, — сказал Рауль, зевая. — Я вот пытался заснуть, да ничего не получилось. Лучше уж под открытым небом, на солнышке. Пошли?

— Пошли, — согласилась Паула и уже собиралась встать, но не встала. — Tiens — смотрите, кто пришел.

Сухопарый сдержанный глицид с пегим ежиком волос смотрел на них, стоя в дверях. Чайные ложечки легли на блюдца, некоторые стулья развернулись вполоборота к двери.

— Добрый день, дамы, добрый день, сеньоры.

— Добрый день, сеньор, — тихо проблеяла Нелли.

Глицид провел рукою по волосам.

— Прежде всего хочу сообщить вам, что врач только что осмотрел больного малыша и нашел, что ему гораздо лучше.

— Потрясно, — сказал Мохнатый.

— От имени капитана довожу до вашего сведения, что известные вам ограничения, вызванные соображениями безопасности, после полудня отменяются.

Никто ничего не сказал, однако жест Рауля был так красноречив, что глицид не мог не ответить на него.

— Капитан выражает сожаление по поводу того, что недоразумение стало причиной прискорбного случая, однако следует понять, что «Маджента Стар» не несет за это ответственности, тем более что, вам прекрасно известно, речь идет о в высшей степени заразном заболевании.

— Убийцы, — четко проговорил Лопес. — Да, то, что слышали: убийцы.

Глицид провел рукою по волосам.

— В подобных обстоятельствах некоторые нелепые обвинения объясняются излишними эмоциями и нервным напряжением, — сказал он и пожал плечами, давая понять, что вопрос исчерпан. — Прежде чем уйти, хотел бы предупредить вас, что, по-видимому, вам следует собрать вещи.

Под градом вопросов и криков дам глицид будто разом состарился и устал еще больше. Он сказал что-то метрдотелю и вышел, то и дело проводя рукою по волосам.

Паула посмотрела на Рауля, старательно раскуривавшего трубку.

— Какая чушь, — сказала Паула. — А я сдала свою квартиру на два месяца.

— А может, — сказал Рауль, — тебе удастся снять квартиру Медрано, если только тебя не опередят Лусио с Норой, которым, наверное, позарез нужен дом.

— Нет у тебя никакого уважения к смерти.

— И у смерти ко мне тоже уважения не будет, че.

— Пошли, — резко сказал Лопес Пауле. — Пошли посидим на солнышке, обрыдло мне все это.

— Пошли, Ямайка Джон, — сказала Паула, глядя на него искоса. Ей нравилось смотреть на него, когда он сердился. «Нет, дорогой, верха тебе не взять, — подумала она. — Так что умерь свою мужскую гордыню, поцелуи — поцелуями, а губы мои остаются при мне. Лучше постарайся понять меня, а не изменить…» И первым делом ему надо понять, что старый союз не разрушен и Рауль всегда останется для нее Раулем. Никому не купить ее свободы, никому не изменить ее, пока она сама, по собственной воле, не решит измениться.

Персио пил вторую чашку кофе и обдумывал возвращение. Улочки Чакариты проходили в его памяти. Надо будет спросить у Клаудии, законно ли не ходить на службу, если он вернется в Буэнос-Айрес раньше срока. «Тонкие юридические нюансы, — думал Персио. — А вдруг управляющий, которому я сказал, что отправляюсь в морское путешествие, встретит меня на улице…»

I