– Вы никогда меня не видели. Вы едва помнили, что я существую. Но хотели, чтобы я рассказала вам о своих проблемах? И вам было бы не все равно?
Мама начинает плакать. Мне кажется, я слышу, как она говорит: «Конечно, мне было бы», но так тихо, что это может быть плодом моего воображения.
Мой живот сжимается, но я проглатываю угрызения совести. Вся моя жизнь, моя роль в этой семье проходила на заднем плане. Всю жизнь я старалась стать незаметной. Всю жизнь думала, что больше ничего не заслуживаю, потому что недостаточно умна, недостаточно талантлива, что меня
После того как я перестаю кричать, мы молчим. Мама на кровати, ее хрупкое тело дрожит от рыданий. Папа с каменным лицом стоит перед камином. Вся энергия уходит из меня, оставляя без сил. Я сползаю на ковер, крепко сжимаю колени и опускаю на них голову. Шепчу «прости», снова и снова, как будто думаю, что Джордан слышит меня, как будто, если бы он мог, ему было бы не все равно.
Затем на мобильный отца приходит сообщение, и он издает звук, похожий на хрип.
– Конечно, мы бы тебя выслушали, Мэй. Боже. Прокурор только что написал мне. Они хотят увидеть эти письма, прямо сейчас. Мы должны передать их. – Он делает паузу. Его голос смягчается: – Мне жаль, что ты расстроена. Жаль, что ты не думаешь, будто мы создали тебе хорошую жизнь. Мы старались изо всех сил.
Я поднимаю голову с колен. Под его глазами темные круги, он выглядит измученным. Так, будто за последние десять минут постарел на сорок лет.
Я киваю. Поднимаю свое тело с земли.
– Ладно. Я схожу за ними, – монотонно говорю я.
Покидаю комнату, не оглядываясь, захожу в свою и вытаскиваю письма из-под кровати, куда запихнула четыре ночи назад, прежде чем мы с Заком отправились в тюрьму. Четыре ночи. А словно целую жизнь назад. Я нахожу в своем шкафу обувную коробку и кладу письма внутрь.
Когда я возвращаюсь в спальню родителей, папа протягивает руку, и я отдаю ему коробку.
Я ожидаю облегчения. Ожидаю почувствовать… ну… хоть что-то. Вместо этого – та же самая пустота. То же стеснение в животе. Письма могут физически исчезнуть, но их содержание навсегда запечатлелось в моем мозгу.
Папа берет коробку, говорит нам, что доставит ее прокурору, рассказывает мне какую-то ерунду о том, как надеется, что когда-нибудь я пойму: он делал для Джордана все возможное.
Отец выходит из комнаты, оставив нас с мамой позади.
Глава 51
Мэй
Я не покидаю дом после разговора с родителями. Проходит неделя. Без шуток, Люси звонила мне шестьдесят семь раз. Я не уверена, сколько раз она пробовала звонить на домашний телефон, потому что маме пришлось его отключить. Опять. Как после смерти Джордана. Мама сказала, что, когда ролик с моей речью разошелся по Сети, нам начали звонить люди со всей страны.
Репортеры, фрики, хейтеры, фанаты. Фанаты. От этого слова идут мурашки – фанаты, как у серийного убийцы.
Которым, думаю, я вроде как являюсь.
Зак не пытался связаться со мной. Ни разу.
Мне не стоит удивляться. Не стоит, но, так или иначе, я продолжаю думать, что как раз он должен понимать, почему я так поступила. Он тоже ненавидел свою маму. Но каждый раз, когда эта мысль приходит мне в голову, я вспоминаю слова, которые писала на их гараже, лужайку, которую посыпала солью, и как он мучился, что кто-то изводит его семью. Я худший человек в истории, и я знаю, что Зак никогда больше не заговорит со мной. Просыпаюсь поздно днем, липкая от пота, мой мозг все еще пытается очнуться от кошмара. Слышу тихие голоса внизу и натягиваю подушку на голову, чтобы отгородиться от них.
Через несколько минут в мою дверь стучат, и я слышу, как она открывается.
– Мэй, – шепчет мама. Я притворяюсь, что не замечаю, и надвигаю подушку сильнее.
Она стоит еще несколько мгновений, а затем дверь тихо закрывается.
Снимаю подушку с головы и переворачиваюсь лицом к стене. Пытаюсь убедить свое тело заснуть, но тут дверь снова открывается. Кто-то пересекает комнату, и прохладная рука касается моей шеи.
– Ох. Мэй. – Это Люси. – Я пыталась до тебя дозвониться.
Она гладит меня по голове. Это мой первый человеческий контакт за неделю. Что-то глубоко в животе начинает расслабляться, и я чувствую себя предательницей.
– Перестань. – Я отодвигаюсь ближе к стене. Люси отступает, оставляя холодное, пустое место там, где была ее рука.
– Мэй. Боже. Ты меня до смерти напугала. Пожалуйста, не делай так больше. – Никогда не слышала у нее такого голоса. Я наконец поворачиваюсь, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она плачет. Это пронзает меня прямо в сердце, потому что Люси не плачет. – Я не могу принять это – я уже потеряла одного из вас. Мы уже потеряли его. – Она всхлипывает, затем глубоко вздыхает. – Прости. Я должна была находиться рядом – в тюрьме, после тюрьмы. Те письма… с моей стороны было нечестно судить тебя за то, что ты их скрыла. Я не могу представить, что бы делала на твоем месте. Я пыталась защитить тебя. Я волновалась. Весь этот год ты искала способ обвинить себя в том, что произошло… и затем, когда тот урод сказал тебе… – Она качает головой.