Счастливчики

— Ты в порядке, сестренка? — спросил Дикон. Он выглядел бледным, изможденным и обеспокоенным.

— Со мной все в порядке. Просто произошел трудный момент, — сказала Эллисон. Сейчас было не время говорить им правду.

— Я рад, что с тобой все в порядке, — сказал Дикон. Он посмотрел на Роланда. — Пора.

— Он в сознании? — спросила Эллисон.

Дикон кивнул.

— Пока что. Ему дали обезболивающее, чтобы он успокоился. Медики сказали поторопиться. Он… он умирает.

Она посмотрела на Роланда, а Роланд посмотрел на нее. Он встал и протянул ей руку. Она взяла его руку и позволила ему помочь ей подняться. Эллисон нашла в чемодане легкий шарф и прикрыла им синяки на шее. Когда она была готова, они вышли из комнаты и поднялись наверх. У спальни доктора Капелло их остановил Дикон.

— Скорая будет ждать внизу, — сказал Дикон. — Теперь уже недолго.

Роланд и Дикон вошли внутрь. Эллисон осталась стоять в дверях, наблюдая.

Доктор Капелло лежал на своей кровати, укрытый одеялом, руки лежали поверх покрывала. Его лицо было красным от перцового баллончика, но он, казалось, не испытывал боли. Тора сидела рядом с ним на кровати, сжимая его руку в своей. Руки, которые чуть не убили ее всего час назад, теперь лежали на покрывале, обмякшие и дрожащие. Она видела, что нападение на нее лишило его жизни. Она пережила это. Он не смог.

Эллисон шагнула в комнату. Она чувствовала близость Смерти, парящей возле кровати. Эллисон чувствовала, как она дышит ей в затылок. Ее дыхание пахло скисшим молоком, и ей пришлось приоткрыть окно, чтобы впустить очищающий аромат океана. Морской воздух влетел в комнату и достиг кровати. Медленно доктор Капелло приоткрыл глаза. Должно быть, он почувствовал движение, почувствовал дуновение ветра на своем лице. Эллисон ждала, он встретился с ней взглядом и улыбнулся.

— А вот и моя куколка… — Он вздохнул. Его голос был тонким, как библейская страница.

— Я здесь, папа, — сказала Эллисон.

Было нелегко изобразить на лице улыбку и назвать его «папой», но она это сделала. Она сделала это ради Роланда, она сделала это ради Дикона, и она сделала это ради Торы. Но больше всего она сделала это ради семилетней девочки, которой она когда-то была, ради девочки, которая любила этого человека всем своим маленьким сердцем, и ради маленькой частички своего сердца, которая все еще любила его.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не…

— Ничего не говори, — сказала ему Эллисон. Она скрестила руки на груди и посмотрела на него, лежащего в постели. Сейчас он казался слишком маленьким, таким ужасно маленьким, хрупким и безобидным. — Ты болен, и у тебя был приступ. Вот и все.

Его голова дернулась, как будто он пытался кивнуть.

— Хорошая девочка, — сказал он.

Он сделал долгий судорожный вдох, какой бывает после хорошего долгого крика. Было мучительно наблюдать, как он так дышит, на мгновение замирая в агонии, а потом снова расслабляясь и замирая так тихо, что Эллисон испугалась, что они уже потеряли его. И все же ему каким-то образом удалось найти в себе силы заговорить снова.

— Обещайте мне, дети, — сказал он, и каждое слово стоило ему дыхания. Чем больше он будет говорить, тем быстрее умрет, но, тем не менее, ему все равно нужно было говорить. — Пообещайте мне, что вы всегда будете любить друг друга. Пообещайте мне, что вы всегда будете заботиться друг о друге.

— Обещаю, папа, — сказал Дикон. — Конечно, мы будем заботиться друг о друге. Ты научил нас, как это делать.

— Да, папа, — сказала Тора. — Я обещаю.

— Роланд? Эллисон?

— Обещаю, папа, — тихо сказал Роланд.

И Эллисон тоже дала обещание.

— Обещаю, — сказала она, хотя и не была уверена, что сможет сдержать его.

Доктор Капелло слегка кивнул и снова закрыл глаза. Они все смотрели на его лицо, ожидая того момента, когда оно станет совершенно неподвижным и расслабленным, когда искра жизни наконец погаснет.

— Так тихо, — сказал он, и все удивленно посмотрели на него. Они уже решили, что это были его последние слова. — Кто-то умер?

Он попытался рассмеяться собственной шутке, но смех быстро перешел в приступ кашля. Тора постаралась успокоить доктора Капелло, погладив его по груди.

— Мы все здесь, — сказала Тора. — Я здесь, и Дикон здесь, Роланд здесь, и Эллисон здесь.

— Мои дети, — сказал он. — Не горюйте.

— Твои дети ничего не могут поделать, — сказал Роланд. Каждое его слово звучало натянуто, словно его вытягивали из него против его воли.

— Испорченные дети, — выдохнул он и снова улыбнулся. — Драконы охраняют сокровища.

Это прозвучало довольно странно, что они все смотрели друг на друга в замешательстве, пока доктор Капелло не заговорил снова.

— Это вы, дети, — сказал он. — Мои сокровища.

— Люблю тебя, папочка, — сказала Тора. Казалось, что ей понадобилась вся ее сила воли, чтобы протолкнуть эти три слова сквозь комок в горле. Слезы застилали ей глаза.

— Слишком тихо, — сказал он, и было ясно, что он страдает в этой тишине. Он был напуган. Ему нужно было услышать голоса своих детей, но дети были немы. Их горла были сжаты, как кулаки скряги, а языки тяжелы, как мешки с песком. Они любили его своими взрослыми и детскими сердцами вместе.