Счастливчики

За ужином досада у нее прошла и уступила место язвительности, желанию подтрунивать над ним. Никакой причины подтрунивать не было, но ей не давало покоя, что он обезоружил ее таким простым способом — одним взглядом. В какой-то момент она готова была поверить, что Лопес — невинный простак и что его сила рождается из его простоты и невинности. Но потом посмеялась собственной наивности: нетрудно было заметить, что у Лопеса налицо все данные для большой охоты, хотя он и не выставлял их напоказ. Пауле ничуть не льстила внезапность впечатления, которое она произвела на Лопеса; наоборот (какого черта, еще вчера они не были знакомы, два чужих друг другу человека в огромном Буэнос-Айресе), ее раздражало, что она так быстро оказалась в положении королевской добычи. «А все потому, что я — единственная по-настоящему свободная и интересная женщина на борту, — думала она. — Может, он и внимания бы на меня не обратил, если бы нас познакомили на вечеринке или в фойе театра». Ей было противно чувствовать себя обязательным пунктом в программе дорожных развлечений. Словно картонная мишень, которую пришпилили к стене, чтобы сеньор охотник поупражнялся в меткости. Но Ямайка Джон такой симпатичный, она не могла всерьез рассердиться на него. Она спрашивала себя, а вдруг он тоже испытывает что-то подобное; она прекрасно понимала, что он мог счесть ее кокеткой, во-первых, потому, что она ею была, а во-вторых, потому, что имела обыкновение быть и легко казаться не такой, какой была на самом деле. И как настоящий портеньо, бедняга Лопес мог подумать, что упадет в ее глазах, если не сделает все возможное, чтобы ее завоевать. Дурацкая ситуация и в чем-то даже роковая, вроде того, как в кукольном театре марионетки обязаны наносить и получать ритуальные палочные удары. Ей было немного жаль Лопеса и себя тоже, и в то же время было радостно, что она не обманулась. Оба могли играть свою игру с максимальным совершенством и дай бог, чтобы Панч ни в чем не уступал Джуди[56].

В баре, куда Рауль пригласил их выпить джину, они ловко обошли компанию Пресутти, скучившуюся в углу, но оказались лицом к лицу с Норой и Лусио, которые не были на ужине и выглядели озабоченными. Усевшись за тесно поставленными столиками, они оказались друг против друга и немного поговорили, с облегчением отказавшись на время от своей индивидуальности и сдавшись на милость этого чудовища — общего разговора, который всегда ниже уровня каждого из присутствующих, а потому так удобен. Лусио был рад и счастлив их приходу, потому что Нора, написав письмо сестре, загрустила. И хотя она говорила, что ничего страшного, Лусио выводила из себя ее задумчивая рассеянность, из которой он никак не мог ее вытащить. Особенно много он никогда с Норой не разговаривал, это было делом Норы; по сути, у них были довольно разные вкусы, но в отношениях между женщиной и мужчиной… В общем, это морока, что Нора расстраивается из-за пустяков. Может, хоть отвлечется, поговорив с людьми.

До этого Паула с Норой почти не разговаривала, и пока мужчины заказывали напитки и угощали друг друга сигаретами, они скрестили копья-улыбки. Рауль, прикрывшись молчанием, наблюдал за ними, лишь изредка отпуская любезное замечание или обмениваясь с Лусио впечатлениями относительно карты или пройденного «Малькольмом» пути. Он заметил, что Нора доверчиво повеселела, светское чудовище обласкивало ее множеством языков, вырывало из диалога (а по существу, из монолога, наряженного в диалог) и приобщало к узкому любезному и пошлому мирку, искрящемуся остроумными фразами и не всегда объяснимым смехом, с привкусом шартреза и запахом «Филип Мориса». «Исцеление красоты», — подумал Рауль, видя, как оживляется и становится красивым лицо Норы. С Лусио было сложнее, он никак не мог выйти из мрачного расположения духа, в то время как Лопес, ох, бедный Лопес. Он просто грезил наяву, бедный Лопес. Раулю становилось его жалко. «So soon, — думал он, — so soon…»[57]. Но, возможно, он просто не понимал, что Лопес счастлив и грезит розовыми слонами и огромными стеклянными шарами, наполненными розовой водой.

— И вот три мушкетера — на этот раз втроем, а не вчетвером, — отправились за кормою, а вернулись несолоно хлебавши, — сказала Паула. — Мы с вами, Нора, можем в любой момент прогуляться туда, да еще прихватить с собой невесту Пресутти, для ровного счета. И уверена, не остановимся, пока не дойдем до кормового винта.

— Мы можем заразиться тифом, — сказала Нора, принявшая слова Паулы за чистую монету.

— Не страшно, я захватила «Вик-вапоруб», — сказала Паула. — Кто бы подумал, что бравые гоплиты будут повергнуты в прах, как жалкие дебоширы?

— Не преувеличивай, — сказал Рауль. — На судне порядок, до праха далеко.

Он подумал, а вдруг Паула изменит своему слову и вытащит на свет божий револьверы. Нет, она этого никогда не сделает. Good girl[58]. Совершенно сумасшедшая, но не подведет. Нора, немного удивленная, попросила рассказать поподробнее про вылазку. Лопес искоса глянул на Лусио.